Страйкер зашелся бабьим визгом и бросился в дверь. За стенами конторы он рванул в лабиринт ящиков. Выругавшись, Чилдерман вскочил на ноги и припустился за ним.
Ящики занимали почти все свободное от кораблей пространство. Искать в этом лабиринте Страйкера наугад было бессмысленно. Чилдерман разбежался и взлетел на ближайшую пирамиду ящиков. Сверху часть придонья, принадлежавшая Страйкеру, просматривалась как на ладони.
За одним из поворотов мелькнула дорогая лиловая куртка.
Рабочим, сбежавшимся на крики, показалось, что под потолком пронеслась тень, вроде легендарной летучей косатки. Вслед за этим раздался грохот выстрелов.
Тело Страйкера с пулями в черепе и сердце нашли несколько минут спустя.
Счет стал пять – три в пользу Кромверка.
– Чёрт возьми, Чилдерман, кажется, процесс начал выходить из-под контроля!
Кромверк снова не мог усидеть на месте. Он метался по кабинету, едва не сшибая многочисленные антикварные безделушки допотопной эпохи, любовно собранные за годы энмэрства.
– А чего вы ожидали? – Чилдерман любовался игрой света на лезвии стилета в запыленных лучах солнца. – Пусть это скрытая, но война. К тому же я не вижу причин для паники. Кортасар, если я не ошибаюсь, не был вашим сторонником. У вас появилась возможность не платить мне за него.
Густаво Кортасара нашли сегодня утром во дворе нашпигованного арбалетными болтами, как морской еж – иглами. Исполнитель оказался настолько нерасторопен, что переломал ноги, спускаясь с крыши дома жертвы, и через полчаса после убийства его нашли скулящим и извивающимся как червяк. Введенная семейным дознавателем в вены пара капель раствора яда морской змеи развязала горе-убийце язык практически мгновенно. Змеиный яд, даже в слабой концентрации, жег тело изнутри нестерпимым огнем, и продолжаться это могло часами. Убийца Кортасара, как и любой обитатель ковчега, знал это с детства. Так что в обмен на быструю смерть от удавки он рассказал все. Назвал и имя заказчика – Николаса Ковальски.
– Меня не волнует эта паскуда Кортасар! – взорвался Кромверк. – Но его друзья в совете наверняка потребуют осуждения Ковальски. Если бы эту работу выполнили вы, я не лишился бы своего человека! Ковальски владеет половиной производства газовой ткани на Уруке, и для меня его поддержка в совете никогда не была лишней!
– А разве Кортасар занимался не тем же самым?
– Вот то-то и оно, – Кромверк устало вздохнул. – Ковальски решил обтяпать под шумок свои дела и устранить конкурента. Проклятый идиот, он даже не знает подоплеки событий!
– Вы перехитрили сами себя, Кромверк. – Чилдерман убрал стилет. – Надо было поставить своих сторонников в известность о ваших планах. Или вы им недостаточно доверяете?
– Да.
– Ну, тогда у вас проблема: как спасти Ковальски, не привлекая внимания Ноблерата. У вас есть варианты?
Кромверк посмотрел на Чилдермана мутным взглядом.
– Издеваетесь? О происходящем в городе вот-вот станет известно на Ницире. Я прикладываю все усилия, чтобы не допустить этого, а вы предлагаете мне дать Рутенбергу возможность разобраться со мной одним махом?
– И что вы собираетесь делать?
– Казню Ковальски по законам Индики.
Ковальски не дожил до суда. Его кортеж расстреляли прямо на улице.
К этому времени все оставшиеся в живых члены совета сообразили, куда дует ветер, и забились по углам. Единственным, кто попытался бежать из Урука, оказался банкир Грэм Триз, решивший, что верность энмэру не стоит собственной жизни. Но его воздушный корабль, едва покинув причальные ворота, превратился в огненный шар. Пылающие обломки рухнули в океан, распространяя вокруг себя удушливый запах селитры.
Чудом выжил матрос, в момент взрыва ковырявшийся в носовых снастях корабля. Взрывная волна вышвырнула его в воду. Бедняга отделался обгоревшей шевелюрой и парой сломанных ребер, но совсем повредился рассудком. На допросах у дознавателей Кромверка он нес только какую-то несусветную чушь об огромной черной птице, взмывшей с борта корабля за несколько мгновений до взрыва.
Пару дней спустя еще два члена совета, Луис Эпплтон и Грег Эфрикян, не разминулись на узкой улочке Урука. В перестрелке погиб Эфрикян, примкнувший к Кромверку. Но и Эпплтон дожил только до следующий ночи, после чего Чилдерман пристрелил его в портовом борделе.
К вящему ужасу Кромверка, через неделю после прибытия Чилдермана в город не осталось ни одного живого члена совета, кроме него самого и Рутенберга.
Практически лишенный верховной власти, город притих, больше не помышляя ни о каких волнениях.
Двери распахнулись, впуская Чилдермана с саквояжем в руках.
– Вы куда-то собрались?
Кромверк подрагивающей рукой налил себе вина, расплескав содержимое бутылки по столу. Его уже мутило, причем не столько от выпитого, сколько от событий последних дней. Нанимая Чилдермана, он был уверен, что обтяпает все по-тихому, но Рутенберг оказался слишком ушлым типом. Если отбросить жертв хаотических разборок членов совета между собой, четверо сторонников Кромверка оказались на фабрике удобрений благодаря нанятым Рутенбергом убийцам. Которые, следовало признать, орудовали не хуже Чилдермана.
И следы такой резни будет сложно скрыть от инспекции Ноблерата. К тому же мерзавец Рутенберг так и не объявился.
Чилдерман подошел к Кромверку и отодвинул от него бутылку.
– Сегодня я покидаю вас.
– Уже? – Кромверк с трудом поднял на него взгляд.
– Моя работа практически выполнена.
– Валите на все четыре стороны, все равно мне конец.
Чилдерман усмехнулся.
– Прекратите истерировать, Кромверк, и оцените ситуацию спокойно. В городе остались только две реальные силы – вы и Рутенберг. Как только останется кто-то один, Ноблерату и шеду будет абсолютно все равно, каким образом это достигнуто. Ноблерат назначит новый совет, но пройдут годы, прежде чем эти люди наберут достаточный вес, чтобы противопоставить себя вам.
Чилдерман уселся в кресло напротив Кромверка и опустил саквояж на пол.
– К тому же я выследил Рутенберга.
Кромверк подался вперед.
– Вы убили его?
– Нет.
Чилдерман опустил руку в раскрытый саквояж.
– Дальше эту проблему вы будете решать между собой.
Укола иглы, выброшенной появившимся из саквояжа пневматическим инъектором, Кромверк даже не успел почувствовать. Судорожно вздохнув, он повалился на густой ворс ковра.
Восходящее солнце залило рыжим золотом купол Урука. Лениво поднимаясь над бесконечной гладью океана, оно осветило три крошечные фигурки на его плоской вершине.
