Кэшью наклонилась, подняла стакан и поставила на стол.
– Как вы смотрите на то, чтобы отправиться в экспедицию без подсказчиков?
– Что за идиотизм? – заржал Бейли. Он преувеличил возможности навигационных спутников, точность фиксации местонахождения объекта все-таки не превышала фута. – Как же в таком случае нас отыщут спасатели?
Женщина покраснела.
– Извините, до чего же неблагодарная затея – думать вслух.
– Ну, не такая уж и неблагодарная, – возразил Джонас, включая свой уникомп. Кэшью вытянула шею, пытаясь разглядеть текст на экране.
– История, – сказала она с сомнением. – Джонас, но мы никогда не занимались историей! Хотя, конечно, Экстранет способен нам помочь.
– Порой надо взглянуть на привычное под неожиданным углом. История лишь спусковой крючок.
Женщина замолкла – чутье Джонаса, когда дело касалось ВидиВи, было поистине легендарным.
Он наговорил в уникомп несколько фраз, потом с победным видом взглянул на коллег.
– Идея проста, однако сулит многое. При этом используются лишь старые средства и старая технология. Например, пересечем Антарктику на собачьих упряжках, подобно девятнадцатилетним парням со станции Амундсен-Скотт[4], что должно…
Кэшью мгновенно сообразила, что к чему.
– РСБЭ ни за что не даст разрешения на использование собак и наложит запрет на видеосредства. Да и эковизы для въезда в Антарктику получить так же трудно, как снять отпечатки пальцев у панды.
– Ты права, – согласился Джонас, – эковизу, конечно, получить тяжеловато, но ведь раньше их вообще никому не выдавали. – Он вновь переговорил со своим уникомпом. – Множество вариантов… Любопытно…
Бейли переглянулся с Кэшью, та в ответ пожала плечами. Джонас обожал преподносить сюрпризы, это было у него в крови.
– Давай, гений, выкладывай. Только помни, все должно сработать как часы, иначе мы окажемся в глубокой… яме, – предупредил Бейли.
– Вы пересечете Атлантику, – произнес Джонас торжественно.
На скулах Бейли заиграли желваки.
– В наше время пересечь Атлантику способен слепой ребенок верхом на резиновой утке!
– Конечно – если пользоваться услугами навигационных подсказчиков. Но в том-то и дело, что придется путешествовать исключительно с помощью приборов дотехнологической эры. Позвольте мне заострить ваше внимание на простом итальянце со сдвигом, которого звали, – Джонас глянул на запястье, – Галилей.
«Если и существовал ребенок, которому дали неподходящее имя, то это Пруденс», – подумала Черити, ожидая сестру у выхода на летное поле.
Вообще-то обеим девочкам-близнецам имена дали совершенно неподходящие.[5]
В детстве, когда они жили в предгорьях Гулу и позднее, в буше Кампало, внешне их было не различить. Что же касается внутреннего мира двойняшек, то они не то что противостояли друг другу, скорее были ортогональны. Команда получилась сильная – но лишь в тех редких случаях, когда они объединяли свои усилия. Ведь ортогональные векторы охватывают наибольшее пространство.
С возрастом Черити располнела, у нее утяжелились бедра, как у всякой африканки средних лет, кожа на лице под действием экваториального солнца стала походить на пергаментную бумагу, хотя волосы по-прежнему оставались такими же, как в юности, ни одного седого волоска. В XXIII столетии люди жили намного дольше, чем пару веков назад, в среднем по сто лет, но и сто двадцать не было чем-то из ряда вон выходящим. Репродуктивный период длился дольше, чем прежде, а активная жизнь – намного дольше. Старики сохраняли интеллект, не впадая в маразм, однако волосы у людей седели по-прежнему, а лысых мужчин под сорок было не меньше, чем в старину…
Мысли Черити относительно неравномерности развития медицины, которая научилась справляться с болезнью Альцгеймера, но так и не смогла победить тривиальную плешивость, спутались, как только она увидела сестру в сопровождении роботележки, нагруженной весьма и весьма потрепанными чемоданами.
Пруденс по-прежнему была высока, стройна и щеголяла в легком платье, весьма подходящем для такой жаркой погоды. Копну мелированных волос сдерживали большущая деревянная заколка и эластичная оранжевая лента. Телодвижения Пру излучали неисчерпаемую энергию. Черити привыкла к тому, что старшая сестра – непоседа, однако сейчас сама, как ненормальная, подпрыгивала на месте, размахивала руками и вопила.
Приказав вполголоса что-то тележке, Пруденс стала продираться сквозь толпу встречающих.
– Пру? Ты ни капельки не изменилась! Как тебе удалось сохранить такую фигуру?
И почему ты осталась такой молодой?
Вообще-то Черити знала ответ: годы, проведенные в тесных каютах при малом тяготении. Конечно, существовала и обратная сторона медали – та же пониженная гравитация улучшению здоровья нисколько не способствует, а, напротив, способствует вымыванию кальция из костей и атрофии мышц. Есть и еще одна специфическая проблема: как не сойти с ума в компании из одних и тех же обрыдлых рож?
Она уже не раз пыталась выяснить, каким образом космисты переносят общество постоянных компаньонов, но Пруденс тут же меняла тему разговора. Тучность, прогрессирующее безумие и пагубные пристрастия – только три способа саморазрушения, а ведь каждый из космистов мог воспользоваться и своим, совершенно новым способом.
– Ты тоже выглядишь чудесно, Маленькая Сестра!
– Благодаря Мозесу. Невольно чувствуешь себя моложе, чем на самом деле. Впрочем, иногда он ведет себя так, что я чувствую себя намного старше. На несколько миллионов лет.
– Ты рада, что у тебя есть он? Можешь не отвечать, радость материнства написана у тебя на лице.
– Может, тебе тоже попробовать?
Пруденс засмеялась и быстро перевела разговор на другую тему.
– Галилей… Не тот ли это французский парень, что швырял пушечное ядро с верхушки Пизанской башни, чтобы доказать существование тяготения?
Джонас тяжело вздохнул. Бесспорно, Бейли талантлив, но его талант не распространялся за пределы финансовой сферы.
– Во-первых, парень был итальянцем. Во-вторых, легенда гласит, что он ронял с башни два ядра разного размера, пытаясь доказать, что оба падают с одной и той же скоростью.
– И они действительно падали с одной и той же скоростью? – поинтересовалась Кэшью.
– Точных данных о том, производился ли Галилеем подобный опыт, нет, скорее всего, такой эксперимент был им лишь задуман. Но дело не в эксперименте с ядрами, я имел в виду одно из его астрономических открытий. Речь идет о так называемых «Козмических звездах».
