Значит, товарищ Квятковский это предположил. Интересно, на каком-таком основании. Просто прикинул сброс энергии на обычном лазере и умножил на отношение мощностей. Так, что получил… Стоп, величина внушительная, но не очень страшная. Он еще сказал – нелинейные преобразователи плюс лавинный эффект. Полагает, что при каскадной схеме с использованием нелинейных преобразователей возможно не арифметическое увеличение мощности, а геометрическое.
Так-так-так, прикинем, ага, – тогда нужно умножить не на 10, а на десять в степени… Оба-на, все так просто – при лавинном преобразовании потребуется энергия атомной бомбы. Ай, молодца, ай, умница. И где-ж ее взять…
– Вы что кончали, Квятковский?
– Физфак в семьдесят шестом.
– Ясно, кто читал нелинейку?
– Зельд.
– Повезло
– Как сказать.
В этот момент мы вошли в нашу обитель. Боже, как я люблю спонтанные праздники, но еще больше – званные ужины. Особенно, когда уходит весь этот официоз.
Праздник органично перешел в интимную фазу. Нет, не подумайте, что в интимно-физиологическую, ни Боже мой. Интим – это разговор по душам, тихое пение под гитару, стихи на балконе, сигаретка на двоих. Квятковский вписался сразу – после первого глотка задружил с Вадей, они вместе выпили, прихватили даму с давлением, и ушли по-английски… на кухню – петь расстрельные.
Сява пытался учить какого-то физика наслаждаться глотком неразведенного – Ты, главное, не боись, пожжет и перестанет. Ощути его в процессе прохождения, не дрыгай горлом, не напрягай кишку, расслабься. Дай ему влиться в себя…
Ко мне подошла стройных форм Ирина. Она работала на ИВЦ, а вот кем именно…
– Я смотрю, Вы все молчите, скучаете…
– Боже упаси, молча наслаждаюсь торжеством момента
– Какого, если не секрет
– Ну, слава богу, у нас мощность пошла на поправку, раз. Вроде бы вписались в коллектив, два…
– Третье будет?
– Только компот. Третье – это ощущение тишины, прохлады, ночи
– Уже теплее
– Мы тут обещали кружок любителей поэзии создать
– И стоя на стуле читать Симонова?
– Что-то в этом духе, скорее Маяковского – стихи о заграничном паспорте
– Сами не балуетесь?
– Балуемся, но стихов не пишем.
– Отчего-ж, у вас бы получилось
– Боюсь, что после первых строк, меня принудительно зачислят в Союз совесских писателей, вышлют в Переделкино и, под страхом санкций, предусмотренных статьей 58.10 УК РСФСР, потребуют внести изменения в гимн. А этого я себе позволить никак не могу, – святое.
– Ну-ну…
– Ирина, не воздать ли нам поэтам Пушкинской поры?
– С удовольствием!
Мы чокнулись. Откуда ни возьмись, появился Вадя.
– Пойдем, ты должен это видеть.
– Составите нам компанию? – обернулся я к Ирине
– Составлю, более того, никуда Вас от себя не отпущу.
Вадя вывел нас в коридор, затем на лестничную клетку, сказал – тссс, и поманил за собой. Мы спустились несколько ступеней вниз и замерли. Пролетом ниже незнакомый мне человек читал стихи и, что самое удивительное, читал хорошо, сдержанно, твердо, прочувствовано:
…Светить Светило
Будет так же
На Земле, не для всех родной…
Как было,
И останется всё,
Башмаками других бродяг.
Будет затоптан
Жалкий след мой
Зарывайте меня хоть как!
А на что мне хороший гроб-то?
Смастерит мне хороший гроб.
Гробовщик толковый
…Может быть,
И что-ж такого?
Да, умру я!
На заплёванный шар земной!
– Мишаня, кто это написал?
– Рубцов, Николай.
– Сильно, давай еще.
– Не, на сухую никак, надо бы увлажнить гортань и связки.
– Тогда, милости просим к нам – Вадя обнял декламатора и повлек.
Мы расселись вокруг стола
– Разрешите представиться, Михаил Бойко, страшно ненаучный сотрудник.
– Очень приятно! – все представились по очереди.
– Теперь, когда верительные грамоты вручены и все реверансы сделаны, мы можем перейти на «ты»? – Миша улыбался – Верите, слово «ВЫ» меня пугает и вгоняет в прострацию.
– Тогда, взвесимся на брудершафт!
– Поддерживаю.
Вадя выдернул из-под Сявы гитару, взял пару сочных аккордов, но петь, пока не торопился.
– Ребята! – Миша сиял – Приятно встретить просто человека, а уж людей, причем таких веселых и молодых, вдвойне.
– Чему уделяешь рабочее время? – спросил я его.
– А, так, глупостям разным.
– Секретным?
– Брось, какая секретность, проклятым солитонам.
В комнату вернулся Квятковский.
– Ба, Михаллованыч! И Вас прибило к острову свободы?
– Квят, привет, дорогой. Ясное дело, пришел поддержать молодежь.
– Ирина, – теперь Квятковский сосредоточился на даме – Вы, пожалуйста, будьте осторожней. Мишка, он сердцеед известный. То, се, стихи, цветы, цунами – опасность там, где хорошо.
– Кто бы уж напугал по-настоящему. Все хорохорятся, как до дела, так пшик… сразу работы невпроворот, начальство, установка, стрельбы.
– Вадя, давай, родной, нашу-расстрельную.
И Вадя, надо отдать ему должное, даванул в тему.
«… Виноградную косточку в теплую землю зарою,
И лозу поцелую и спелые гроздья сорву,
И друзей созову, на любовь свое сердце настрою.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?
Собирайтесь-ка гости мои на мое угощенье,
Говорите мне прямо в глаза чем пред вами слыву,
Царь небесный пошлет мне прощение за прегрешенья.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?»
Два нелинейщика за один вечер – это, я вам доложу…
Штирлиц знал, сколько будет дважды два
Пока Вадя вместе с Окуджавой терзали струны наших заблудших потемков, я размышлял. Что мы имеем? Вдруг к нашей скромной группе проснулся интерес – это факт.
Почему, да потому что весть о росте мощи достигла многих ушей. Допустим, и Миша, и Квят и есть те мсамые уши. Дальше. И тот, и другой поспешили знакомиться. И если Квят пошел прямо в лоб – здравствуйте, вы мощь ведете – то Мишка по кривой – на него как будто случайно наткнулся Вадик. Из этого вытекает, что Квят действует по собственной инициативе, раз его не беспокоит вопрос, как он выглядит, а Мишаня пытается разыграть его величество случай. Может быть застенчивость? – Нет, Квят намекнул о его сердцеедстве. Поставим ему пятерку за честность, а Мишке за артистизм.
Чего они хотят? – Видимо, познакомиться поближе. Зачем, – чтобы быть рядом с подъемом мощности, как-то повлиять на процесс.
