"Возможно, действия моего Августа столь мучительны для меня потому, что я тихо лежу и бессильно внимаю всем этим звукам? Лучше бы мне самому собирать общество для того, чтобы не обращать внимания на шум и иметь возможность отвлечься".
Производить шум самому он считал слишком вульгарным. Пригласив старого своего друга, ученого Тео Коммунициуса, который уже более пятидесяти лет занимался законами взаимосвязи между речью и поведением, он представил ему Августа П. Казалось, те нашли общий язык. Ирреверзиблус уже надеялся, что сможет удержать Августа от других занятий, но вскоре крики на крыше и деревьях стали невыносимы... Август вежливо предложил:
- Давайте-ка я посмотрю, что там происходит.
- Ты даже не представляешь, что тут сейчас будет! - сказал Ирреверзиблус Коммунициусу, которого он еще по дням молодости знал как слабонервного мальчика, болезненно реагирующего на любой вульгарный звук, вздрагивающего даже при скрипе двери. - Может, тебе все же уйти? - спросил он, обращаясь к седому, трясущемуся, едва державшемуся на ногах другу.
Но Коммунициус заинтересованно прислушался и воскликнул:
- Всю жизнь я пытаюсь найти, как могло возникнуть выражение "летать на крыльях любви"! А здесь наконец-то я услышал это акустически воспроизведенным на практике. От всей души благодарю тебя, Планус, что ты дал мне возможность присовокупить это открытие к очередному изданию моих трудов, которое скоро должно выйти.
Он приходил и в последующие дни и, хотя опирался на палку и тряс головой, вел подробные беседы с Августом П.
А.П. не знал этого знаменитого выражения, отчего Коммунициус впал в еще большее изумление. Откуда же оно появилось у людей, если его не знают сами птицы?
- Что ж... - Август раскурил свою длинную белую тонкую трубку. Наверное, причиной этому то, что люди при виде птиц всегда желали сделать нечто им недоступное. Они уже повсеместно сымитировали наш полет, садясь в летательные аппараты. Однако биологически летать все равно не могут.
- Да нет, я имел в виду совершенно определенную функцию! - возразил Тео Коммунициус. - Мы, люди, также достигли здесь прекрасных результатов...
- Не могу об этом судить. Во всяком случае, как хомо пипогенус считаю, что даже в этой идиоме может отражаться некоторая тяга к совершенству... не хочу сказать - зависть...
На крышах и на деревьях шум усилился.
- Я слишком ударился в теорию. А снаружи - вы слышите практику. Так что прошу извинить. Коммунициус рассмеялся.
Он буквально оживал при встречах с Августом. Ирреверзиблус заметно сдал. Однажды он пригласил к себе Радарро.
Это невозможно вынести, - сказал Радарро, - это просто ад!..
- К сожалению, я вынужден не спускать с него глаз. Я не имею права уйти от него.
- Только не это! - подтвердил Радарро. - Вы лучше всех знаете, как с ними обращаться. Но боюсь, они и меня доконают. Если бы вы хоть приказали установить звуконепроницаемые стены...
Замурованный в звуконепроницаемые стены, одурманенный после обеда сонной дремотной атмосферой, когда солнце окутывалось легкой дымкой, Ирреверзиблус укладывался спать. Вопли самочек пипо и ритмические звуки любовных процедур Августа Пипогенуса он слышал еще отчетливее, чем прежде.
Специалисты по шуму, обследовавшие дом всевозможными измерительными приборами, не смогли обнаружить ни единого децибела, который бы проникал за звуконепроницаемые стены.
Тогда Ирреверзиблус отправился к своему старому другу, психиатру Алеусу.
- Ты такой же ненормальный, как и раньше! - сказал Алеус. - Я не замечаю никаких изменений, которые внушали бы мне тревогу. То, что ты стал более восприимчив к звукам, - обычный старческий недуг...
- Но ты подумай, ведь у меня звуконепроницаемые стены! Я всегда считал, что чем старше человек становится, тем хуже он слышит, а сейчас меня буквально преследует ненормальное желание как можно скорее оглохнуть.
- Ты всегда был ненормальным. Ты даже отправился в горы Альфа для того, чтобы поймать пипогиго. А теперь живешь в одном доме с этим существом. Это абсолютно точно укладывается в твою историю болезни.
Алеус дал Планусу Ирреверзиблусу домой небольшую канистру сонного сока.
- Заходи еще, буду рад тебя видеть, - сказал он. Но подумал при этом, что надежды мало, ибо Август Пипогенус навязал Планусу свой жизненный ритм. И, возможно, Планус сам станет пипогенусом - во всяком случае, психически.
В медицинскую карту он записал: "Потеря личности". Ирреверзиблус считал, что спать ему даже за звуконепроницаемыми стенами не дает совесть. Он видел перед собой последствия любовной жизни Августа Пипогенуса бесчисленные яйца, которые разбивались в инкубаторах, массы пипо, которые появляются оттуда, чтобы с криками и шумом производить все новых и новых пипо, и предсказание Августа: "Это будут духовно развитые индивидуумы, не прежние примитивные пипо, не послушные рабы. Они, правда, не будут столь высокоразвиты, как я, но достаточно интеллектуальны для того, чтобы я мог вступать с ними в духовный контакт. При существующем уровне пипо мне приходится до них слишком низко опускаться".
Эти слова заставили Ирреверзиблуса пожалеть, что он снабдил пипогиго такой сильной способностью к размножению.
По желанию Адама Радарро и комиссии, которую тот возглавлял, профессор снабдил пипогиго способностью к очень быстрому созреванию. И теперь пипогенные индивидуумы достигали телесной и духовной зрелости настолько быстро, что, по выражению Радарро, "экономические последствия этого мы ощутим еще при нашей жизни". И на глазах поколения отцов, создавших пипо, началось обучение первого выводка отпрысков Августа Пипогенуса, едва отряхнувшихся от обломков яичной скорлупы. Совершалось оно "просто и небюрократично", как говорил Август, прямо в полете, в облаках, где А.П. собирал вокруг себя черные, бьющие крыльями массы, над которыми парил, поучая потомков.
Ирреверзиблус, а уж тем более Радарро и различные комиссии, которые тот возглавлял, не могли знать содержание обучения в облаках. Настораживало то, что А.П. ни разу не представил учебный план на утверждение. Самолеты, воздушные шары, летающие суда, которые запускал Радарро и на которых иногда поднимался сам (несмотря на подагру, астму и камни в мочевом пузыре) с целью хоть что-нибудь понять в этом учебном процессе, возвращались обратно, не принося никаких существенных сведений. На магнитофонах были записаны только писк и щебет.
Разумеется, нельзя не согласиться с критиками этого метода, утверждавшими, что вовсе не надо было подниматься в воздух на громоздких аппаратах. Без всяких усилий можно было бы записать звуки этих образовательных курсов с помощью радиоволн. Но, по словам Радарро, "мы хотели однозначно продемонстрировать, что мы - существа, тоже способные летать, пусть и не за счет собственных крыльев, но благодаря нашему творческому духу!".
