Молодая женщина лежала на скамейке. Блузка на груди была разодрана в клочья. Отпечатанные на посиневшем соске следы зубов напоминали следы оспы. Голова откинулась назад так, что длинные рыжие волосы свободно висели. Задранная юбка обнажала мертвые ноги.
Дагер внимательно прочитал заключение эксперта: «Подозреваемый предположительно мужчина 34–36 лет. Белый. Атлетического телосложения. Брюнет. Страдает одной из форм сексуальной девиации. Ненавидит женщин. Убийства являются единственным источником его сексуального удовлетворения. Свидетелей преступления нет. Посмертное сканирование мозга жертвы не дало положительных результатов, так как все нейронные связи на момент исследования уже оказались разрушенными».
— У меня от вашего отчета такая же тошнота, как от учебника по криминалистике, — сказал Боб полицейскому эксперту. — Немного же вы накопали.
Тот в ответ только осклабился:
— Можете сами попробовать.
Боб Дагер молча подошел к мертвому телу. На мгновение ему показалось, что в потухших глазах Моники блеснул огонек. Он был готов поклясться всеми святыми, что она усмехнулась. Лейтенант отпрянул, чуть не сбив с ног подошедшего эксперта.
— Что-нибудь не так, детектив? — спросил тот.
— Спасибо, все в порядке.
Боб прошел по парковой дорожке чуть вперед. У него возникло ощущение, будто все это он видит на экране голографического монитора. Пьеса о любви и смерти. Боб охватывал мысленным взором целый город. Он видел, как над Манхэттеном сгущались сумерки, как зажигались огни небоскребов. И где-то в самом сердце этого мира бился пульс чужого существа, которое смотрело его глазами.
Наваждение исчезло так же внезапно, как и возникло.
«Чертовщина какая-то», — подумал он.
— Я все же рассчитываю увидеть более подробный отчет, мистер…
— Симпсон, — подсказал медэксперт.
— Да, конечно, мистер Симпсон. Завтра к двенадцати часам.
Медэксперт невесело усмехнулся:
— Специалистам надо доверять, лейтенант. Больше нам здесь делать нечего.
Но Боб Дагер его уже не слышал. Он пробирался сквозь толпу зевак к своему «пежо» светло-серого цвета и страстно мечтал только об одном: поскорее убраться отсюда.
Проснувшись, Гарри почувствовал себя в норме.
— Доброе утро, сэр, — словно джинн из бутылки возник XZ. — Ваш сок.
Гарри с отвращением взглянул на робота, но тут же рассмеялся:
— А я думал ты мне кипяченого молока предложишь.
Джонни обиженно заурчал. Вечно ему приходится сносить издевательства.
— Я вам не нянька, сэр, — терпеливо объяснил он. — Я робот-телохранитель, модифицированный из армейского образца икс зет зет. Сок полезен для здоровья, сэр, именно поэтому я вам его и предлагаю. А потребление животного белка в вашем возрасте следует ограничивать.
— Чем же тебе мой возраст не нравится?! — удивился Гарри.
— Средняя продолжительность жизни человеческой особи мужского пола, как ни в чем не бывало откликнулся робот, — составляет семьдесят восемь лет, сэр. Как заложено в моей программе, сэр, по достижении хозяином тридцатипятилетнего возраста робот-телохранитель обязан поддерживать его физические силы путем ограничения потребления протоплазмы животного происхождения.
— Ты что же, Джонни, — еще больше развеселился Гарри Бронсон, сажаешь меня на голодный паек? Хоть кофе-то принеси!
Робот задумался. Его голова от напряжения начала дико вращаться.
— Нет, сэр, — наконец подытожил он. — Вы вчера уже пили кофе. Крепкий черный кофе, сэр. Частое употребление этого напитка пагубно сказывается на сердечно-сосудистой системе. Приказ игнорирован, сэр. Простите, сэр!
Джонни опять нервничал, а Бронсон уже прекрасно знал, чем это заканчивается.
— Твое здоровье, икс зет, — усмехнулся он и через силу влил в себя отвратительно кислое пойло.
Утреннее солнце отражалось в зеркальных витринах.
На пороге «Хилтона» дремал пытающийся сохранить чувство собственного достоинства швейцар. Асфальт блестел, словно вылизанный собачьими языками. «Ягуар» Гарри Бронсона несся по пустынной Вашингтон-стрит.
Ни один здравомыслящий человек и носа не высунул бы из дома в подобную рань. Но автомобильный бизнес не оставлял выбора. Повернув на Девятую авеню, Бронсон притормозил у Стального Дика. Уж что-что, а каппучино он все же выпьет.
Гарри распахнул дверь и вошел в паб. Возвышающийся над стойкой бармен уныло смешивал коктейль, то и дело натужно зевая.
— Один каппучино, — сказал Бронсон.
Бармен с ненавистью взглянул на посетителя и, процедив сквозь зубы: «Два доллара пятьдесят центов», — сунул пластиковый стаканчик в автомат.
«Любезный прием, нечего сказать», — подумал Гарри и молча уселся за угловой столик. Отхлебнув глоток, он поморщился и с трудом удержался, чтобы не плюнуть на пол.
— Я просил налить мне каппучино, а не горячего дерьма! — крикнул он бармену через весь зал. — Черт знает что!
Громила даже ухом не повел. Процесс взбития коктейля занимал его куда больше, чем назойливые вопли какого-то посетителя. В других обстоятельствах Гарри поучил бы этого наглеца этикету, но сегодня драка явно не входила в его планы.
Он уже собрался покинуть «хлебосольные» стены, когда полумрак бара наполнился ароматом французских духов. Девушка вошла так, словно разгуливать по барам в полседьмого утра являлось чем-то вроде правила хорошего тона. Она приблизилась к стойке и потрепала бармена по небритой щеке.
— Двойное виски со льдом, Бобби.
Бармен с грацией бегемота бросился исполнять заказ.
— Вот, Элен, все готово! — Боб просто сиял от счастья.
Девушка попыталась сунуть ему монету, но он только замахал руками. Не особенно настаивая, она отошла от стойки, плавно покачивая бедрами, и направилась к Гарри.
— Свободно? — довольно игриво спросила девушка.
Бронсон исподлобья взглянул на нее:
— Не рановато ли для виски?!
— Прости, папочка, — расхохоталась она и уселась напротив, поигрывая серебряной цепочкой.
С женщинами в пабах Аллигатор старался не общаться. Случайные связи давно ему наскучили. Рафинированность общения всегда сводила на нет дешевую романтику шапочного знакомства. Но эта девушка его заинтересовала. В ней чувствовалось что-то настоящее. Казалось, что она ведет себя кому-то наперекор: то ли пытается отомстить, то ли доказать свою независимость. Бронсон отметил в глубине ее глаз какое-то оленье отчаяние.
— Что с вами? — невольно спросил он. — У вас неприятности?
