Он заворочался и устроился на кровати полусидя, сбросил в обнаженной груди покрывало.
"ТАК БЫСТРО!" - подумал он. Он никак не ожидал, что болезнь так быстро скрутит его, но с удивлением обнаружил, что его реакцией на нее стало скорее облегчение, чем страх или сожаление. Он с трудом собирал расползающиеся мысли, и с каким-то извращенным удовольствием воспринял то, в чем не нуждался.
Он посмотрел вниз на надрезы, которые она сделала на его груди маленьким серебряным ножом. Они были свежие и красные, и странно контрастировали с бледными шрамами, в частом перекрещении которых была до сих пор выгравирована история непозабытой страсти. Он легко коснулся пальцами новых ран и вздрогнул от резкой боли.
Тут она проснулась и увидела, как он разглядывает ранки.
- Тебе не хватает ножа? - сонно спросила она. - Ты голоден по его прикосновению?
Теперь уже не было нужды лгать, и от осознания этого он испытал восхитительное чувство свободы. С какой радостью он теперь, наконец, смотрел на нее, полностью обнаженный как в мыслях, так и во плоти.
- Да, моя госпожа, - ответил он слегка охрипшим голосом. Мне не хватает ножа. Его прикосновение... снова воспламеняет огонь в моей душе.
Она снова закрыла глаза, позволяя себе медленно проснуться, и рассмеялась. - Иногда бывает так приятно возвращаться к полузабытому прошлому. Ты даже не представляешь, как какой-нибудь ВКУС может расшевелить воспоминания. И в этом смысле я рада видеть тебя снова. Я уже привыкла видеть в тебе серого механика. Но сейчас...
Он рассмеялся, столь же коротко, как и она, но смех обернулся кашлем, и нечто в этом звуке навело ее на подозрение, что все идет не так, как должно быть. Она открыла глаза, приподняла голову и повернулась к нему.
- Но, Эдмунд, - воскликнула она, - ты бледен, как смерть!
Она протянула руку, коснулась его щеки и тут же отдернула ее, словно щека оказалась неожиданно горячей и сухой. По ее лицу разлился румянец недоумения. Он взял ее за руку, глядя ей прямо в глаза.
- Эдмунд, - тихо спросила она, - Что ты сделал?
- Я не до конца уверен, - ответил он, - и не доживу, чтобы в этом убедиться, но я попытался убить тебя, моя госпожа.
Он с удовлетворением увидел, как удивленно дернулся ее рот, как в выражении ее глаз смешиваются неверие и тревога. Она не стала звать на помощь.
- Чушь, - прошептала она.
- Возможно, - признал он. - Возможно, такая же чушь, как и то, о чем мы вчера говорили. Чушь о предательстве. Почему ты велела мне сделать микроскоп, моя госпожа, зная при этом, что позволив мне узнать о подобном секрете, ты тем самым подписала мне смертный приговор?
- О, Эдмунд, - сказал она со вздохом. - Неужели ты думаешь, что это была моя идея? Я пыталась защитить тебя, Эдмунд, от страхов и подозрений Жирарда. И я передала тебе его приказ лишь потому, что была твоей защитницей. Что ты сделал, Эдмунд?
Он начал отвечать, но его слова утонули в приступе кашля.
Она села, выпрямившись, высвободила руку из его ослабевших пальцев и пристально посмотрела на него, утонувшего в подушке.
- Ответь мне, ради любви Господней! - воскликнула она столь же испуганно, как и любой искренне верующий. - Это чума... чума из Африки!
Он попытался подтвердить ее подозрение, но смог сделать это лишь кивком головы - после приступа кашля ему не хватало воздуха.
- Но ведь "Фримартин" простоял возле берега Эссекса полных две недели карантина, - запротестовала она. - На борту не было и следов чумы.
- Болезнь убивает людей, - хрипло прошептал Эдмунд, - но животные переносят ее в крови, и не умирают.
- Ты не можешь этого знать!
Эдмунд смог коротко рассмеяться. - Моя госпожа, - сказал он, - я член того самого Братства, которое интересует все, что может убить вампиров. Информация пришла ко мне уже давно, и я смог организовать доставку крыс хотя заказывая их, я и не помышлял использовать их так, как только что сделал. Но недавние события... - Он снова был вынужден остановиться, не в силах набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы поддержать даже слабый шепот.
Леди Кармилла коснулась рукой горла и сглотнула, словно ожидая почувствовать доказательства того, что заражена.
- И ты уничтожишь меня, Эдмунд? - спросила она, все еще не в силах поверить его словам.
- Я уничтожу все вас, - ответил он. - Я вызову на свет катастрофу, переверну мир вверх ногами, но покончу с вашим правлением... Мы не можем позволить вам душить даже знания ради вечного сохранения вашей империи. Порядок нужно отыскивать внутри хаоса, и хаос настал, моя госпожа.
Когда она попыталась встать с постели, он протянул руку, удерживая ее, и хотя в нем уже не оставалось сил, она позволили себя задержать. Она села, покрывало скользнуло вниз, обнажив груди.
- Твой сын умрет, мастер Кордери, - сказала она, - И его мать тоже.
- Они уже скрылись. Прямо из-за вашего стола Ноэль отправился в тайное убежище общества, которому я служу. Теперь они уже вне пределов вашей досягаемости. Архидюку их не поймать.
Она пристально посмотрела на него, и теперь он увидел в ее взгляде пробуждающиеся ненависть и страх.
- Ты пришел сюда вчера вечером, чтобы напоить меня отравленной кровью, - сказала она. - Надеясь, что новая болезнь сможет убить даже меня, ты приговорил себя к смерти. Что ты наделал, Эдмунд?
Он снова протянул руку к ее руке и с удовлетворением отметил, как она ее отдернула - ей стало страшно.
- Только вампиры живут вечно, - прохрипел он. - Но кровь способен пить любой, если только сможет себя заставить. Я выпил две порции крови от двух больных крыс... и молю Господа о том, чтобы семена болезни успели размножиться в моей крови... и в моем семени. Ты тоже получила полную меру, моя госпожа... и теперь ты тоже в руках Господа, как любой простой смертный. Я не могу знать наверняка, заболеешь ли ты чумой, и убьет ли она тебя, но я - неверующий - не стыжусь молиться об этом. Молись и ты, моя госпожа, и мы увидим, сможет ли Господь оказать милость одному из неверующих.
Она все еще смотрела на него сверху вниз, и ее лицо постепенно теряло прежнее выражение, превращаясь в застывшую маску.
- Ты мог встать на нашу сторону, Эдмунд. Я доверяла тебе, и могла заставить и архидюка поверить тебе. Ты мог стать вампиром. Мы могли бы разделить с тобой столетия.
Ее слова были ложью, и они оба знали это. Он был ее любовником, перестал им быть, и постарел на столько лет, что теперь она вспоминала его больше через его сына, чем через него самого. Ее обещания были слишком явно пусты, и она поняла, что все равно не смогла бы соблазнить его ими.
Со столика возле кровати она взяла маленький серебряный нож, которым ночью делала надрезы у него на груди. Теперь она держала его как кинжал, а не как деликатный инструмент, которым следует пользоваться тщательно и с любовью.
