И наконец, в этом году, казалось, молитва их будет услышана.
Аврелия Даламбер стояла у стрельчатого окна библиотеки, смотрела на дождь и прихлебывала херес. Хотя в камине пылал огонь, в комнате было зябко. Сесилия, Мэв и Шери сидели в неудобных обтянутых атласом креслах, придвинув их как можно ближе к огню, и подкреплялись горячим чаем.
– Примадонна еще не прибыла? – спросила Мэв О'Нил раздраженно.
– Нет, – ответила Аврелия. – Ее должен привезти Роги вместе с Марком. На автомобиле.
Шери Лозье-Дрейк, самая молодая из ремилардовских жен – всего двадцати трех лет, подавила дрожь и потянулась за серебряным чайничком.
– С каждым годом это чертово молитвенное бдение становится все более жутким. У меня совсем сдали нервы. Если бы хоть выпить что-нибудь! Сеси, ты же врач. Неужели от рюмочки коньяка будет вред?
Сесилия Эш ласково положила руку на плечо невестки. Из ее мозга в мозг Шери пролилась волна успокоения.
– Ты ведь знаешь, нам нельзя… Эта доза помогла хоть немного?
– Видимо. – Шери вздохнула. – Парни брыкнулся очень весело.
– Скоро все будет позади, – убаюкивающим голосом сказала Аврелия.
– Все равно долго! – огрызнулась Мэв, одним глотком допила чай, брякнула тонкую фарфоровую чашку с блюдцем на стол, так что они задребезжали, и пошла к корзине за новым березовым поленом.
– А меня идея ежегодного моления чарует, – заметила Сесилия. – Так трогательно! Это стремление помочь тому, кто причинил семье столько зла!
– Сразу видно, что для тебя все это внове, – вздохнула Мэв, бросая полено в огонь. Столб искр взвился в трубу. – Не знаю, что тебе говорил Мори, но ведь мы, собственно, не молимся. Дени объединяет все наши сознания в принудительном метаконцерте, а молится он один. Или не молится. Севви считает, что таким образом Дени компенсирует ощущение колоссальной вины. Потому что все эти годы он отказывается отключить Вика.
Сесилия, которая вышла за овдовевшего Мориса Ремиларда всего полгода назад, возразила с профессиональной невозмутимостью:
– Возможно, и так, но есть и другие объяснения.
– По-моему, мы принуждаем Вика умереть, – сухо заметила Шери. – И можно только от всего сердца пожелать, чтобы это наконец свершилось.
– Аминь! – добавила Мэв, кинув в пламя еще одно полено, отряхнула руки и бросилась в свое кресло. – И если Поль прав, если мерзкий полутруп наконец-то при смерти, то, возможно, мы последний раз вынуждены потакать мании Дени.
Аврелия, стоявшая у окна, воскликнула:
– Я вижу автомобильные фары. Это Роги с Терезой. И я телепатически связалась с Полем. Они с Дени скоро будут здесь. Экспресс Балтимор – Бостон задержался, и они попали в затор. Просто возмутительно, как дорожные пробки нарушают движение все чаще и чаще. – Она подошла к камину, налила себе чаю и села рядом с остальными.
– Я как нейрохирург, – сказала Сесилия, – считаю загадочную кому Виктора Ремиларда замечательным явлением. Его тело, правда, оставалось в идеальном состоянии до самого последнего времени.
– У него есть гены бессмертия, как и у всех этих чертовых счастливчиков! – с горьким смешком сказала Мэв. – Слава Богу, наконец-то усовершенствовали регенерацию! Только вообразите, каково приходилось старушке Люсиль! Несмотря на всю косметическую хирургию, превратиться в дряхлую ведьму в то время, как твой муж, который на год старше тебя, все еще выглядит студентом-первокурсником!
– Сегодня первая Страстная Пятница, которую Люсиль пропустила, – сказала Шери.
– Наверное, нарочно так подстроила, – решила Мэв. – Девять месяцев в регенванне, а потом – тру-ту-ту-ту! – возрожденная, юная, прекрасная! – Она погладила себя по выпирающему животу. – Просто свинство, что мы все еще должны рожать детей по старинке. Только посмотрите на нас! Чертова родильная палата, если не считать Аврелии и девы-мученицы Анн! Только этого династические Ремиларды от нас, женщин, и хотят. Младенцев. Иногда кажется, что Севви просто свихнулся на детях. Не потому ли Дженни и Галя развелись с ним…
– У Терезы срок уже подошел, верно? – заметила Аврелия. – И Кэт остается только месяц.
– Нет, серьезно, – продолжала Мэв, обращаясь к Сесилии. – Чтобы ускорить заселение некоторых этнических планет, запланировано внематочное развитие плода. Так почему не ввести это повсюду? Дважды я согласна доносить ребенка, но провалиться мне, если я только и буду этим заниматься, чтобы внести свою лепту в заполнение Конфедерации Землян суперремилардовскими сознаниями. Вот если бы мы могли просто засовывать оплодотворенную яйцеклетку в инкубатор…
– Технически такая возможность у нас есть уже давно, – признала Сесилия. – Но ребенку несравненно лучше развиваться естественным образом в материнской утробе. И физически и психически. Вот почему Статуты Размножения так строго ограничивают инкубацию.
– Но что в этом понимают симбиарские попечители! – вспылила Мэв. – Проклятые яйценесущие саламандроиды! Они не рискуют жизнью, производя потомство. – Она вскочила и отошла к окну. Автомобиль остановился перед козырьком у подъезда, и Луи с Леоном поторопились выйти навстречу новоприбывшим.
– Эта твоя беременность, милая Мэв, протекает много легче предыдущей, – попыталась успокоить ее Аврелия. – Если бы ты только позволила оказать тебе психопомощь…
– И избегала стрессов, – насмешливо докончила Мэв. – Тебе хорошо говорить! Уже шестерых родила, и не собираешься на этом останавливаться. Рожаешь как индейская скво – раз, два, и готово!
– Возьми себя в руки, Мэв, – устало сказала Шери. – Дай нам передышку.
– Я скоро спущу пары, – ответила ирландка. – Не волнуйся! Как только мы кончим эти чертовы поминки по живому мертвецу! – Она посмотрела на тучи, из которых сеялся дождь. – Если мое слабое дальневидение не врет – яйцелет Поля идет на посадку. Не поискать ли пока наших мужей, чтобы поскорее разделаться с этим проклятым обрядом!
Поль прибегнул к телекинезу, чтобы защитить себя с отцом от дождя, и они торопливо зашагали к дому. Внезапно Дени споткнулся и упал бы на колени, если бы Поль не поддержал его за локоть.
– Папа, ты еще так слаб! Тебе не следовало покидать больницы. Ты допустил ошибку.
Дени упрямо покачал головой. Выглядел он даже моложе своего двадцатишестилетнего сына, который был выше отца почти на тридцать сантиметров и отпустил пышные усы для подкрепления своего образа планетарного политика с блестящим будущим. Оба были в темных костюмах, в пальто, застегнутых наглухо, а намокший дерн угрожал глянцу их начищенных до блеска ботинок. Люсиль требовала, чтобы в Страстную Пятницу они одевались как можно строже, и они не смели ослушаться.
