Ознакомительная версия.
«Была бы у нас бомба, сегодня мы могли бы уничтожить пятьсот рогушкоев», — заметил Этцвейн.
«Не слишком удачная мысль, — отозвался Казалло, считавший своим долгом критиковать или опровергать любое мнение Этцвейна. — Если с гондол начнут бросать бомбы, рогушкои догадаются разломать рельсы».
«Можно бомбить с гондол, не привязанных к кареткам».
«Как вы себе это представляете? Бомба падает прямо вниз, а в свободном полете управлять парусом так, чтобы гондола оказалась точно над стойбищем, очень трудно. Если бы на гондолах стояли двигатели, другое дело — но из прутьев и стекла не смастеришь двигатель, даже если кто-нибудь сохранил древние чертежи».
Этцвейн сказал: «Парусная гондола неповоротлива, зато планер хорошо маневрирует».
«С другой стороны, — не сдавался Казалло, — планер должен рано или поздно приземлиться, тогда как гондола всегда может подняться на безопасную высоту».
«Я говорю об уничтожении рогушкоев, а не об организации приятных и безопасных воздушных экскурсий!» — отрезал Этцвейн.
Казалло только рассмеялся и отправился в рубку поиграть на хитане — ветровой очень гордился достижениями в этой области.
Они летели в самой глубине Дебрей. Всюду горбились в небе серые скальные хребты. Пазовый рельс круто поворачивал вверх, направо, налево, вниз — в зависимости от частых изменений рельефа. Перепады высоты вызывали тряску, килевую качку, неприятные ускорения. Крутые повороты в горизонтальной плоскости требовали от ветрового постоянной коррекции положения паруса и длины тросов. По возможности, пазовый рельс прокладывали перпендикулярно направлению преобладающих ветров, чтобы обеспечивалась возможность двухстороннего движения. В горах, однако, ветры то и дело менялись, налетая неожиданными порывами со всех сторон, в том числе навстречу, время от времени точно вдоль пазового рельса. В таких случаях ветровому приходилось поворачивать парус круто к ветру, наклонять гондолу и подтягивать ее вниз, к самому рельсу, чтобы свести к минимуму воздействие встречной составляющей соотношения сил. Если ситуация ухудшалась, он натягивал тормозной трос, прижимая ролики ходовой тележки к боковой поверхности паза. В худшем случае, когда с ревом и свистом налетали штормовые встречные шквалы, ветровой просто отказывался от попыток дальнейшего продвижения вперед и дрейфовал обратно к предыдущей станции или к ближайшему разъезду.
Ураган настиг гондолу «Иридиксен» над цирком Консейль — огромной заснеженной вулканической впадиной, где скрывались истоки Сумрачной реки. С утра розовато-сиреневая дымка затянула южную половину неба. Высоко на востоке сотнями полос раскинулся веер перистых облаков — за ними, подсвечивая веер розовыми, белыми и голубыми разводами, кружились и подмигивали три солнца. Казалло предсказал шторм незадолго до того, как налетели первые порывы. Ветровой пользовался всеми хитростями, известными в его профессии — приводил парус к ветру, подтягивал и травил тросы, тормозил, описывая гондолой широкую дугу и отпуская тормоз точно в тот момент, когда инерция позволяла выиграть у ветра несколько метров. Рельс поворачивал в полутора километрах впереди, и Казалло пытался во что бы то ни стало туда добраться. В трехстах метрах до поворота, однако, остов «Иридиксена» застонал и затрещал — погода разыгралась не на шутку. Казалло высвободил тормоз, поставил парус по ветру, и гондолу понесло обратно над котловиной древнего вулкана.
На разъезде Консейль станционная бригада спустила гондолу и закрепила ее сетью. Казалло и Этцвейн провели ночь на станции, защищенной высокой каменной стеной с угловыми башнями. Скучающие служащие воздушной дороги охотно отвечали на вопросы и сообщили, что рогушкоев в округе видели часто. Суперинтендант отметил, что за последние месяцы численность банд поразительно увеличилась: «Раньше попадались шайки по два, от силы по три десятка рогушкоев. Теперь они бродят стадами по двести-триста тварей и временами окружают станционную крепость. Напали только однажды, когда здесь пережидали шторм монахини из Верна. Сначала вокруг вроде бы никого не было, а потом, как из-под земли, на стены полезли триста рогушкоев. Но мы приготовились — все подходы к станции защищены вкопанными фугасами в несколько рядов. Каждый взрыв выводил из строя по две дюжины рогушкоев — осталось около сотни трупов. На следующий день мы побыстрее затолкали монахинь в гондолу и отправили восвояси. С тех пор все спокойно. Пойдемте, я вам что-то покажу».
В углу под крепостной стеной служащие соорудили клетку из кольев железного дерева. В просветы между кольями выглядывала пара небольших медно-красных существ: «Их поймали на прошлой неделе — рылись в отбросах. Мы подвесили сеть и подложили приманку. Трое разорвали сеть и сбежали, а двое запутались. Сильные черти — каждого пришлось нести вчетвером».
Этцвейн внимательно рассмотрел двух детенышей, бессмысленно пяливших большие черные глаза. Новая порода людей? Генетическая модификация? Искусственно выращенные организмы, чуждые всему живому на Дердейне? Такие вопросы задавались часто, но никто еще не дал удовлетворительного ответа. Скелет рогушкоя мало отличался от человеческого, хотя бросалась в глаза упрощенная структура ступней, кистей и грудной клетки. Этцвейн спросил суперинтенданта: «Они смирные?»
«Как же! Просуньте палец в клетку — мигом откусят!»
«Они говорят? Вообще, производят какие-нибудь звуки?»
«По ночам скулят и стонут, днем молчат. Человеческого в них мало — звери, даже не дикари! Пора бы их прикончить, а то еще придумают какую-нибудь мерзость».
«Нет-нет, стерегите их хорошенько — Аноме приказал изучать рогушкоев. Может быть, мы все-таки научимся их контролировать».
Суперинтендант с сомнением взирал на меднокожих бесов: «Все возможно, конечно».
«Как только я вернусь в Гарвий, за ними пошлют — вам, разумеется, хорошо заплатят за их содержание».
«Очень любезно с вашей стороны. Надеюсь, они не сбегут. Только они растут, как на дрожжах — того и гляди, клетку разломают».
«Укрепите клетку. Не бейте их, но постарайтесь научить их выполнять пару простейших команд».
«Попробуем».
Вниз летел «Иридиксен» — над предгорьями Дебрей, над великолепными лесами кантона Верн. На какое-то время ветер полностью затих. Чтобы развлечься, Этцвейн наблюдал в бинокль за лесными птицами — воздушными анемонами, порхающими, как поплавки в море листвы, светло-зелеными мелькунами, черноголовыми сиреневыми драконохвостами. К вечеру внезапно поднялся ветер — «Иридиксен» снова понесся над рельсом, спускавшимся к Пельмонту, где была развязка.
Ознакомительная версия.
