Немаляев сдержанно улыбнулся и глотнул сока. Должность отца нации все еще оставалась вакантной, а конкурс был не таким уж и большим – двое на одно место.
* * *
Константин оторвал голову от подушки и пригляделся.
– Ты не спишь? – Шепотом спросил он.
Человек, сидевший за столом, был почти не виден. В зеленоватом мраке дежурного освещения угадывался лишь короткий ежик стальных волос и твердый подбородок, но этого было достаточно. Борис отложил книгу и, зевнув, сделал несколько энергичных махов локтями.
– Я на службе, маньяк.
– Не называй меня маньяком.
– Слово «киллер» мне не нравится, а остальные тебе не идут.
– Брось. Ты все понимаешь.
– Стечение обстоятельств, – печально покивал Борис. – Никто не виноват. Конечно. Морозовой звонить?
– Ты спятил?
– А что? Другая тень стучит – успевай записывать. Человек сто уже по его наводке прихватили. Ополченцы, сочувствующие… Конспиративные хаты, склады оружия, снайперские точки… Члены правительства, разумеется. Эти первыми пошли.
– Какая тень? О чем ты? Тот, который раскололся? Он – моя тень?!
– Не твоя. Вообще ничья. И ты – тоже. И я. Все.
– Так не бывает.
– Валенок… – пренебрежительно бросил Борис. Затем взял книгу, но тут же захлопнул. – Валенок, вот ты кто! Тебе такая удача выпала – один шанс из… из каких-то триллионов! Не триллионов даже – из бесконечности! Ты избранный. И вместо того, чтобы осознать себя частью…
– Подумаешь, – буркнул Костя. – У нас этими избранными уже все психушки забиты.
– Началось, да? – Обрадовался Борис. – Ничего, с больницами горячка прекратится. Разберутся и выпустят. Потому, что поймут: это не болезнь. Это – прозрение!
– Слушай, а ты не мог бы ту тень как-нибудь того?.. – Буднично спросил Костя. – Слишком она болтливая.
– Ты напрасно говоришь о ней в третьем лице. Она и есть ты, только из другого слоя. А тело у вас общее. Вернее, у каждого собственное – в разных слоях, но здесь вы делите одно.
– В смысле, на этой кровати то я проснусь, то он? Как же ты нас различаешь?
– Проще простого. Та тень со мной не здоровается. Она хоть и падаль, а горла мне не резала.
– Опять за свое…
– За свое, Костя, за свое. За то, что ты у меня отнял, – раз и навсегда.
– Ты ведь живой. Ни шрама, ни царапины.
– Хочешь посмотреть, какой я живой, – загляни в багажник «Форда». Ах, да, вы же меня закопали. И где?
– В лесу под Фрязино, – потупился Константин.
– Подонки… А машина? Так на ней и ездите?
– Помыли, – ответил он, кусая губу. – А за деньги спасибо, они нам пригодятся.
– Гуляйте, маньяки…
Борис поднялся и, бесшумно пройдя по палате, приоткрыл дверь. На пол легла полоска белого света – длинная, до самой стены. До угла, где, осторожно прислонившись к кафелю, стоял АКСУ.
В коридоре слышались шаги часового, неторопливые, как тиканье ходиков. Где-то хохотали медсестры, но это уже совсем далеко, скорее всего, на нижнем этаже. Больше – ни звука.
Старший лейтенант Черных перекинулся с охранником парой необязательных фраз и вернулся к столу.
– Борис… – нерешительно молвил Костя. – Эти тени… ты тогда говорил, что их много. Меня, тебя… Как мы все?.. И где?
– Школьный курс геометрии помнишь? – Строго спросил он.
– В общих чертах…
– Сколько на прямой помещается точек?
– Сколько угодно.
– Правильно. А на плоскости – прямых? А этих самых плоскостей в пространстве?
– Ну, ясно, развивай дальше.
– Теперь вообрази пространство с четырьмя координатами. Сможешь?
– Я постараюсь.
– Не тужься, это в голове не укладывается. Но, допустим, оно существует…
– Точно существует, или «допустим»?
– Не важно. Важно вот, что: если бы оно существовало, то наших трехмерных миров в нем поместилось бы бесконечное множество.
– Слоями?
– Слоями, кирпичиками – уж не знаю, как они там сложены. Но это голая идея, пощупать ее невозможно. Точки ползают по прямой и не видят, что рядом нарисована такая же прямая.
– Но иногда на нее перепрыгивают?
– Перепрыгивают, – подтвердил Борис. – Не веришь – позову Морозову, которую ты казнил.
– Верю, – вздохнул Константин. – Значит, миров много, и все – похожи? И в каждом я живу?
– Это мне неизвестно. Может, где-нибудь ты и не родился. Или в детстве погиб. Или еще что. Но тех миров, где ты есть, тоже достаточно. Ну, не ты лично, не Костя-маньяк. Тени. Они разные. Одна из них – учитель географии. Хотя, это в прошлом.
– Я ее… подмял под себя? Задавил интеллектом?
– Интеллектом? – Хмыкнул Борис. – Вот «задавил» – это ты верно.
– А здесь что осталось?
– А ничего. Пустышка. Вы ее по очереди наполнять будете. Пока она не протухнет.
Константин покосился на французский комплекс – сволочные аппараты работали без сбоев и могли продержать тело в полуживом состоянии довольно долго. Посторонние тени еще не раз влезут в эту оболочку, а сколько они успеют набрехать!.. Костя обозлился: ведь это же он, Константин Роговцев! Тело принадлежит одному ему – пусть с дырками в легких, с заштопанными кишками, с отказавшим сердцем… Но это его собственность!
Географ мог бы сказать то же самое, подумал он, остывая. Кроме того, мразь, сдающая Ополчение, тоже – Константин Роговцев.
– Эй, ты, точка…
Борис заложил страницу пальцем и вопросительно посмотрел поверх книги.
– Ты ведь сюда попал не случайно, – сказал Костя. – Зачем? Поквитаться хотел?
– Не суди по себе. Мне здесь комфортно, вот и все.
– Служить в Гвардии?! – Вскинулся Константин. – Да ты хоть знаешь…
– До фени, – перебил его Борис. – Искать справедливости – это для таких маньяков, как ты. Скольких ты ухлопал за свои тридцать лет? И все – во имя счастья.
– Тебя что, агитировать подослали?
– Это ни к чему. Здоровья у тебя – кот наплакал. Скоро отрубишься на сутки-двое, а место напарничек твой займет. Его агитировать не надо, он и без того барабанит исправно.
– Слушай, гуру хренов… Убей ты меня. Прошу! Давай договор: ты меня здесь кончаешь, а я тебя там хороню по-человечески. Перевезу на кладбище, крест поставлю. Честное слово! А хочешь памятник из мрамора? И гроб с золотыми ручками! А?
– Не мешай мне читать.
Костя уставился в потолок. Стенные плафоны рассеивали свет книзу, и подвесные панели были похожи на беззвездное небо. От нечего делать он промурлыкал несколько популярных мелодий и, все так же глядя вверх, сказал:
– Странно… Я жену свою встретил. Ее тоже… того. Представляешь, у них там кланы – горняцкий, мануфактурный… черт-те что.
– Видал я этот мирок. Не слишком уютно.
– Ты там, небось, люмпеном каким-нибудь числишься, вот тебе и неуютно.
