— Шесть недель, — с тоской сказал Шеридан Езекии. — Шесть недель, и ничего не продано. Мы сделали все, что могли, — и ничегошеньки! — Он стукнул кулаком по столу. — Если бы мы добрались до причины! Они заглядываются на наши товары — и отказываются покупать. Что за этим кроется, Езекия? Попытайся отгадать.
— Бесполезно, сэр. — Езекия покачал головой. — Я в полном тупике. Как и все мы.
— В Центре из меня фарш сделают, — объявил Шеридан. — Распнут на стене в жуткое назидание на десять тысяч лет вперед! Бесспорно, и прежде случались неудачи. Но чтоб такая!
— Конечно, не мне это предлагать, сэр, — сказал Езекия, — но мы могли бы смыться. Вот и выход. Ребята согласятся. Теоретически они преданы Центру, но если копнуть, преданы они вам. Мы могли бы забрать груз для начала, и у нас будет такая фора…
— Нет! — твердо сказал Шеридан. — Попытаемся еще и, может быть, найдем выход из положения. Ну, а не найдем, буду держать ответ, как положено. — Он почесал подбородок. — И ведь команде Наппи, возможно, улыбнется удача. Бред, конечно, но случались вещи и постраннее.
Наполеон и его приятели вернулись в угнетенном настроении.
— Они нас раздели, — сообщил повар Шеридану потрясенным голосом. У них это просто в природе. Но, когда мы хотели расплатиться, они от всего отказались.
— Попробуем собрать их и поговорить по душам, — сказал Шеридан. — Хотя вряд ли будет толк. Как, по-твоему, Наполеон, если бы мы им прямо рассказали, в каком мы жутком положении, они бы не пошли нам навстречу?
— Не думаю, — сказал Наполеон.
— Будь у них правительство, — заметил Эбенезер, один из игроков Наполеона, — может, что-нибудь и получилось бы. Вы бы говорили с представителем всего населения. А так придется беседовать в каждой деревне. Тут никакого времени не хватит!
— Ничего не поделаешь, Эб, — ответил Шеридан. — Ничего другого нам не остается.
Но тут как раз начался сбор подаров. Туземцы трудились на полях с невероятным усердием: выкапывали клубни, раскладывали их сушить, погружали в тележки и на себе везли к амбарам — тягловых животных на Гарсоне-IV не было.
Они выкапывали клубни и свозили их к амбарам, тем самым амбарам, в которых, согласно их клятвенным заверениям, никаких подаров не было.
Они не открывали больших дверей, как им, казалось, следовало бы сделать, а пользовались дверкой, прорезанной в одной створке. И стоило кому-нибудь из земной команды появиться поблизости, как они расставляли охрану вокруг всей площади.
— Лучше к ним не соваться, — посоветовал Авраам. — Если попробуем на них надавить, неприятностей не оберешься.
А потому роботы собрались в лагере, дожидаясь окончания уборки. Наконец она завершилась, но Шеридан решил выждать еще несколько дней, чтобы гарсониане успели войти в обычную колею.
Затем они вновь отправились в свои деревни, и на этот раз Шеридан пристроился на платформе с Авраамом и Гедеоном.
Первая деревня на их пути мирно дремала в лучах солнца. Нигде не было видно ни единого ее обитателя.
Авраам посадил платформу на площади, и троица сошла с нее.
Площадь была пуста, и все окутывала тишина — глубокая, могильная тишина.
У Шеридана по спине забегали мурашки — в этой безмолвной пустоте словно затаилась жуткая угроза.
— Может, они устроили на нас засаду? — предположил Гедеон.
— Не думаю, — возразил Авраам. — Народец этот очень мирный.
Они осторожно пересекли площадь и медленно пошли по улице.
Улица тоже была абсолютно безлюдна. И — совсем уже странно! — двери некоторых домиков были раскрыты настежь, а окна слепо щурились на пришельцев — занавески из пестрой грубой ткани исчезли.
— Может быть, — предположил Гедеон, — они отправились на праздник урожая или еще какое-нибудь ритуальное торжество.
— Они бы не оставили двери открытыми, — объявил Авраам. — Я прожил рядом с ними несколько недель и изучил их привычки. Они бы закрыли дверь очень тщательно и для надежности еще подергали бы.
— Но ветер…
— Ну, нет, — возразил Авраам. — Тогда бы, может, открылась одна, а я отсюда вижу их четыре.
— Надо бы посмотреть, — сказал Шеридан. — Пожалуй, пойду я.
Он свернул в калитку и медленно пошел по дорожке к домику с открытой дверью. У порога он остановился и заглянул внутрь. Комната перед ним была пуста. Он вошел и заглянул в остальные комнаты. Они тоже оказались пустыми — в них не было не только хозяев, но и вообще ничего: ни мебели, ни утвари, ни хозяйственных мелочей — голые стены, пустые стойки, сиротливые крючки. Никакой одежды. Ничего. Дом стоял мертвый, выпотрошенный, жалкий, убогий, брошенный за ненадобностью.
Шеридану стало не по себе: «Что, если их прогнали мы? До того их допекли, что они скрылись, лишь бы не встречаться с нами».
Нет, это чушь, сказал он себе. За этим невероятным по сложности массовым исходом, несомненно, кроется иная причина.
Он вернулся на улицу. Авраам и Гедеон побывали в других домах, тоже пустых.
— Возможно, только в этой деревне так, — предположил Гедеон. — А в остальных ничего не произошло.
Но Гедеон ошибся.
Вернувшись на платформу, они связались с лагерем.
— Не понимаю, — заявил Езекия. — Четыре других бригады сообщили о том же самом. Я как раз собирался радировать вам, сэр.
— Разошли все платформы, какие есть, — распорядился Шеридан. — Пусть проверят все окрестные деревни. И пусть выглядывают людей. Они могут оказаться где-нибудь в полях. Празднуют окончание уборки урожая.
— Если они ушли на праздник, сэр, то зачем забрали с собой все свое имущество? Когда вы отправляетесь на праздник, то мебель оставляете дома.
— Я знаю, — ответил Шеридан. — Ты уловил самую суть. Так разошли ребят.
— А может быть, — предположил Гедеон, — у них в обычае обмениваться деревнями? Скажем, племенной закон требует, чтобы они через какой-то срок строили новую деревню. Отголосок древнего гигиенического правила, гласившего, что стойбище после определенного времени надо переносить в другое место.
— Пожалуй, — устало сказал Шеридан. — Подождем — увидим.
Авраам махнул кулаком в сторону амбара.
Шеридан поколебался и решил забыть про осторожность.
— Пошли! — сказал он.
Гедеон поднялся по пандусу к дверям и ухватил доску, прибитую поперек ее. Он рванул, раздался отчаянный скрип выворачиваемых гвоздей, и доска осталась у него в руках. Он оторвал вторую, третью, а потом навалился плечом, и одна створка открылась.