Ноги Марии стали подгибаться. Ей удалось добраться до одного из стульев. Она села, чувствуя лёгкость в голове и пытаясь сохранить сознание: она никогда в жизни не падала в обморок, но некоторое время лишь так ей удавалось не отключиться.
Первым ясным ощущением было изумление от собственной глупости, словно она только что, широко шагая, с открытыми глазами попыталась войти в кирпичную стену. Дарэм верил, что его Копия достигла бессмертия и доказала гипотезу пыли. С завершением проекта цель всей его жизни была достигнута. Чего она ждала от него после этого? Что он продолжит торговать страховыми полисами?
Это Дарэм простонал сквозь стиснутые зубы – вот откуда взялся её сон.
И это Дарэм всё время тужился, завершая проект. Дарэм выглядел так, будто вот-вот родит.
Мария вызвала «скорую».
– Он распорол себе живот ножом. Рана очень глубокая. Я не смотрела вблизи, но, по-моему, он мёртв.
Обнаружилось, что с марионеткой-диспетчером аварийных служб она вполне может говорить спокойно, а вот если бы пришлось повторить то же самое живому человеку, наверняка расклеилась бы.
Когда Мария повесила трубку, зубы у неё застучали, и она всё время издавала тревожные звуки, которые ей словно и не принадлежали. Она хотела одеться, пока не приехали «скорая» и полиция, но сил двигаться не было, и сама мысль о беспокойстве из-за того, что её застанут голой, казалась неимоверно малозначительной. Потом что-то нарушило её паралич, и Мария, поднявшись на ноги, принялась нетвёрдой походкой бродить по комнате и собирать одежду, разбросанную ими по комнате несколько часов назад.
Полностью одевшись, она неуклюже опустилась в углу гостиной, твердя про себя литанию самооправдания. Она никогда его не поощряла. Она спорила с его безумной верой при любой возможности. Могла бы она его спасти? Как? Уйти из проекта? Это ничего не изменило бы. Попытаться сдать его в психушку? Доктора объявили его здоровым.
Самое худшее, что она сделала, – стояла рядом и позволила ему отключить собственную Копию.
И ведь есть ещё шанс…
Вскочив на ноги, она кинулась к ближайшему терминалу и подключилась к аккаунту проекта в JSN. Однако скан-файл Дарэма исчез, уничтоженный так же тщательно и необратимо, как её собственный. В контрольных записях не было ни малейшего признака, что данные могли сохраниться где-то ещё. Как и файл Марии, запись Дарэма содержала специальную пометку об исключении из автоматических ежечасных контрольных сохранений, которые делала JSN. Единственное место, где воспроизводились данные, – это внутри конфигурации «Эдемский сад», а все следы данной структуры были уничтожены.
Она сидела за терминалом и проигрывала файл с записью, на которой Копия-Дарэм проводил эксперименты, испытывая законы своей вселенной и радостно торопясь… к чему? К необъяснимой внезапной аннигиляции всего, что он намеревался положить в основу своего существования?
А теперь его труп лежит в ванной. Зарезанный собственной рукой, на своих условиях, павший жертвой собственной безупречной логики.
Мария зарылась лицом в ладони. Ей хотелось верить, что две эти смерти неравнозначны, и что Дарэм всё-таки прав. Что такое для Копии компьютеры JSN в Токио и Сеуле? Ни один эксперимент, проведённый в ТНЦ-вселенной, не мог бы доказать или опровергнуть существование этих машин. Для Копии они так же ничего не значат, как смехотворный Безразличный Бог Франчески.
Как они могли уничтожить Копию? Как она может быть мертва?
За дверью квартиры послышались тяжёлые и быстрые шаги, потом в дверь постучали. Мария пошла открывать.
Ей хотелось поверить, но она не могла.
22. (Не отступая ни на шаг)
Июнь 2051 года
Томас готовился стать свидетелем смерти.
Это Риман из плоти и крови убил Анну, а не Копия, унаследовавшая воспоминания убийцы. И Риман из плоти и крови должен был иметь возможность поразмыслить над этим, прежде чем умрёт. Он должен получить шанс признать свою вину, принять свою смерть. И освободить своего преемника.
Этому не суждено было случиться.
Но даже сейчас ещё не поздно. Виртуальный клон может это сделать для него – если будет верить, что он из плоти и крови. Показать, как поступило бы смертное человеческое «я», если бы оно знало, что умирает.
Томас нашёл подходящий снимок в фотоальбоме – одно из старых изображений, выполненных на бумаге химическим способом, которые он оцифровал и отреставрировал вскоре после начала его смертельной болезни. Рождество 1985 года: его мать с отцом, сестра Карин и он сам собрались перед домом, щурясь от ослепительного сияния зимнего солнца. Карин, робкая и деликатная, умерла от лимфомы на изломе века. Родители перешагнули за девяносто, по всем признакам достигнув бессмертия единственно силой воли, но и они скончались раньше, чем была доведена до совершенства технология сканирования, с презрением отмахнувшись от предложения Томаса насчёт криогенной консервации. «Я не намерен, – грубо заявил отец, – вытворять с собой то, что американские нувориши проделывают с домашними животными». Молодой человек на фотографии не слишком походил на образ, который Томас мог вызвать, закрыв глаза и напрягши память, однако выражение лица, пойманное в момент перехода от затравленного к заносчивому, представлялось верным. Наполовину боялся, что камера обнаружит его секрет, наполовину бросал ей вызов: «А ну попробуй!»
Томас хранил файл своего сканирования, сделанного на смертном одре, вне сети, по копии в банковских хранилищах Женевы и Нью-Йорка – без умысла, но из смутного представления, что, если его модель получит необратимое повреждение, причём источник проблемы – какой-нибудь ползучий вирус или коварная ошибка в программе, – окажется таков, что все сохранения будут под подозрением, начать жизнь заново, потеряв все воспоминания после 2045 года, лучше, чем ничего.
Собрав необходимые элементы, Томас заранее написал весь сценарий и прогнал его, не глядя на результаты. Потом заморозил клона и отослал его Дарэму в самый последний момент, чтобы не дать себе ни единого шанса отступить или, того хуже, решить, что он провалил первую попытку и попробовать заново.
Теперь он был готов посмотреть, что получилось, удостовериться в свершившемся факте. Засев в библиотеке и заперев бар с напитками, он дал знак терминалу приступать.
Старик, лежавший в постели, выглядел хуже, чем ожидал Томас: с запавшими глазами, желтушной кожей и почти лысый. (Вот и верь после этого в честность «минимальных» изменений, которые он допустил в собственной внешности, чтобы сохранить представительность.) Грудь старика была изрыта шрамами и покрыта сеткой электродов; подобная сетка обтягивала череп. Подвешенная рядом с кроватью капельница с насосом была подключена к игле, воткнутой в правую руку. Грубая модель обезболивающих опиатов истекала в грубую модель кровотока этого клона, в точности как когда-то изначального Томаса пичкали настоящим наркотиком, от момента сканирования и до его смерти три дня спустя.
