- …Зачем?
Выдавливаю из себя это слово. Затем повторяю:
— Зачем? Мало тех смертей, что произошли на нашей свадьбе? Я больше не хочу, чтобы ещё кто‑то умер. Их законы — не наши. С меня хватит погибших.
Снова тишина в палате. Васнецов молчит. Усилием воли продолжаю:
— Я благодарен Вождю Вождей за участие в моём горе, но… Прошу не преследовать Клан аль Арийя. В память о нашем…
Отворачиваюсь к стене и умолкаю. Васнецов поднимается, затем произносит:
— Я доведу ваше пожелание до того, кому оно адресовано.
Щёлкают каблуки. Шаги. Дверь. Снова шаги.
— Коля!
Это родители. Меня обнимают, и эти материнские объятия отдаются болью во всём теле. Невольно охаю, матушка отпускает меня, торопливо извиняется:
— Ой, прости!
— Да ладно, ма, не переживай. Просто слишком сильно…
— Сильно? Ах да, ты же не знаешь… У тебя больше половины тела заново выращены.
…Ничего себе… Теперь понятно, из‑за чего я так вот мучился…
— Сколько я… Пролежал?
— Почти полгода, Коля. И медики до последнего не могли гарантировать, что ты выживешь. Представляешь, как нам пришлось?!
Извиняюще улыбаюсь смущённой улыбкой. Ничего себе… Смотрю на постаревших от происшедшего родителей.
— Я не думал…
— Да никто не думал!
Это папа.
— Клан Аами открестился от всего — мол, фанатик. Но следователи Вождя Вождей нашил ниточку и стали её разматывать. В общем… Аль Арийя практически исчез. Может, два–три недобитка и бегают где‑то, но их смерть дело времени.
— Да не нужна мне их смерть!
Я взрываюсь от гнева, резко поднимаясь на локте. Не до конца окрепшее тело пронзает острая боль, но мне плевать:
— Если они умрут, мне что, это вернёт жену и ребёнка?! Нет!
Матушка торопливо подносит мне к губам стакан с водой. Захлёбываясь и стуча зубами по стеклу, пью с жадностью. Она гладит меня по голове:
— Успокойся, Коля. Успокойся. В Кланах свои законы и обычаи, и не нам их нарушать. Там всё сделают сами. Как у них положено.
…Немного успокаиваюсь. Всё‑таки простая вода — лучшее средство успокоить разбушевавшиеся нервы. Решаю сменить тему:
— Как Дима и Ююми?
— Он на Фиори. Воюет. Собственно говоря, уже почти закончили. Сейчас отлавливают в горах и пустынях последних наёмников. Атти дал ему земли в… Словом, где‑то там. В новых провинциях, как сын выразился, сейчас вовсю идёт строительство. Дима размахнулся. Ююми дохаживает последние дни. Она хотела приехать с нами, но мы не разрешили. Уж больно тяжело протекает беременность. И, знаешь?
Мама почему то переходит на шёпот:
— У неё двойня! Мальчик и девочка!
…Хоть одна приятная новость! Улыбаюсь. Я искренне рад за Димку…
— А что с компанией?
— Ты имеешь в виду 'Ди и Ди'? Или нашу - 'Рогов и сыновья'?
— И то, и другое.
Отец через силу улыбнулся:
— Обороты совместной 'ДиД' уже обогнали семейную контору. И давно. Ас Самих захватил примерно треть кланового рынка, увеличив своё состояние почти в два раза. Да и наша 'Рогов и сыновья' тоже крепко держится. За последнее время открыли два новых направления и в наш состав влились Вяльцевы и Петровы.
— Ого!
…Что первая, что вторая семья была очень известна в Империи. Вяльцевы контролировали почти восемьдесят процентов производимой в государстве электроники. А Петровы — это химия: чистые реактивы для производства разнообразнейших тканей, присадки для металлургии, пластмассы, сверхпроводники, бытовая синтетика…
— Так что, сынок, поправляйся скорей. Дел по горло.
Николай посуровел.
— Прости, папа… Но я не хочу возвращаться в фирму. По крайней мере, пока.
Против ожидания, родители не стали возражать против его решения. Они прекрасно понимали, что сыну необходимо прийти в себя после случившегося.
— И что ты будешь делать?
— Поеду в Фиори. Хочу попросить у Атти продать мне где‑нибудь земли. Попытаюсь пожить там. Дома… Мне будет слишком больно.
Матушка вздохнула, беспомощно оглянулась на мужа. Тот кивнул в знак согласия.
— Раз ты так хочешь… Мы всё понимаем, сын.
Она вновь осторожно обняла его и родители вышли из палаты. Оставшись один, Николай долго лежал неподвижно, забросив руки за голову. Правильно ли он делает, оставляя сейчас семейное дело? Наверное. Потому что нужно, чтобы боль хотя бы немного утихла. А видеть сейчас саури для него, что нож в сердце… Нажал кнопку вызова сестры, тут же вспыхнула сфера.
— Я могу поговорить со своим лечащим врачом?
Девушка просияла улыбкой:
— Одну секунду, соединяю.
Через мгновение изображение сменилось на седовласого крепкого мужчину. Тот представился:
— Профессор Игнатьев, Пётр Семёнович. Предвосхищая ваш вопрос, отвечу сразу — ещё минимум две недели. А лучше — три. Костяк сформируется окончательно, и вы сможете вновь включиться в активную жизнь. Хотя следующие полгода вам придётся соблюдать кое–какие ограниче…
— Спасибо, профессор. Но я к вам по другому вопросу.
— Да?
Брови мужчины удивлённо поднялись:
— Слушаю?
— Загрузите мне, пожалуйста, фиорийские языки в память. Я всё–равно пока лежу. Так что усвоение пройдёт нормально.
— Хм… Позвольте полюбопытствовать, молодой человек, зачем вам такая экзотика?
Сыграем в тёмную:
— Наша семья собирается расширить свои дела на Фиори.
— Ах, да. Конечно. Что же… Тогда сделаем.
Врач кивнул и сфера погасла. Вот и готово одно дело. Первое. Да. Первое. Теперь надо будет связаться с Атти и прозондировать вопрос по покупке участка. Побольше. И по строительству замка. У него нет больше желания вникать в дела бизнеса. Всё словно обрезало после потери семьи. И поселиться где‑нибудь в глуши, чтобы о нём поскорее забыли в светском обществе — на данный момент лучший вариант…
…Я выписываюсь из больницы. Позади — семь месяцев лечения. Шесть — выращивание новых органов и частей тела, взамен сожжённых взрывом камикадзе. Месяц на отверждение костей и полное приживление. На улице солнечно, как обычно на Красавице. Дмитрий ждёт меня дома, потому что Ююми родила рано утром. Как и говорили родители — близняшки, мальчик и девочка. Очень красивые, в маму и папу. Лимузин отвезёт меня в поместье, где все уже сходят с ума, готовясь к двойному празднеству: рождению внуков и моей выписке. Но сначала…
…Машина плавно садится среди зелёного поля, огороженного белым забором. Это против традиций, но так принято в нашем роду. Это — кладбище. Родовое кладбище Роговых. Я приехал навестить жену и своего малыша. Не знаю, кто бы у нас появился на свет, но я всё–равно его люблю своей не проснувшейся отцовской нежностью. Если бы был мальчик, то, скорее всего, он бы стал моей копией. Если же девочка — надеюсь, она бы была копией красавицы мамы. Но я не знаю этого, и никогда не узнаю. Под ногами хрустит мраморная крошка дорожки, огороженной простыми камнями. Аккуратные холмики, надгробия. Здесь спят многие поколения нашего Рода. Купцы, торговцы, воители, первопроходцы, строители и инженеры. Мужчины и женщины. За века немало членов нашей семьи упокоилось тут. Где же… А, вот. Такой же ухоженный, как и все прочие могилы холмик. Только вместо привычного надгробия установлена узкая стела в виде меча. Впрочем, это действительно меч, по которому вырезаны руны. И — перевод на русский, высеченный в надгробной плите, лежащей поверх холма: Аами Рогова ас Садих аль Арийя. Дата рождения. Дата смерти. И — короткая эпитафия: Она умерла счастливой. Какая нелепость! Кто это придумал?! Меня словно обжигает, но тут в памяти всплывает, что это ритуальная надпись на могилах саури. Опускаюсь на колени, кладу свои ладони на мраморную плиту.
