И он начал.
Под мокасинами чавкала растоптанная каша из земли и воды. Снег на обочине становился все глубже. Он налип на рубаху и капюшон толстым тяжелым слоем, но Семен его не стряхивал – так теплее. Песни почему-то не пелись – куража, что ли, не было, и Семен решил себя не насиловать: концерт устроим, когда начнется агония. Он опирался на посох, медленно переставлял ноги и на каждом шаге сжимал и разжимал пальцы, давая дополнительную нагрузку ступням. Мех в мокасинах давно напитался водой, но эта влага пока еще была теплой. Ни рукавиц, ни перчаток у него, конечно, не было, зато была возможность удлинить рукава, отвернув обшлага. Ветка подшила к ним, как и к подолу, дополнительные полосы меха. Таскать все это в теплую погоду было очень неудобно, и он не раз жалел, что взялся за усовершенствование традиционной одежды. Впрочем, столько же раз во время холодных ночевок он радовался и длинным рукавам, и подолу. Для уменьшения теплоотдачи нужно было бы подпоясаться, но Семен решил с этим повременить в надежде, что от тепла тела рубаха изнутри хоть немного просохнет.
«В общем, Сема, все не так уж и плохо: твоя агония будет долгой. Как там ответил Абдулле товарищ Сухов? „Лучше б, конечно, помучиться…“ Вот у Стивена Кинга есть такой роман – „Большая прогулка“ называется. Полторы сотни юношей отправляются в путь по дорогам страны. Они должны идти, не останавливаясь и не сбавляя скорости до конца. Сошедших с дистанции добивают. Остальные идут – несколько суток подряд, и впереди у них нет никакого финиша. „Прогулка“ закончится, когда все погибнут и останется только один участник. Он станет победителем и получит все, что пожелает. Сколько же суток они шли в том романе? Не могу вспомнить – вероятно, когда читал, не зафиксировал на этом внимание. А жаль. Я-то сколько смогу так кружить? Сутки? Двое? Бр-р! И ведь как обидно, черт побери! Ведь это же банальнейшая для наших северных поселков зимняя история: пошел человек к соседу, чтобы добавить, – подумаешь, пурга, это же рядом! Вышел из дома, споткнулся или еще что, да и замерз под соседским забором – в нескольких метрах от крыльца…»
Снег все падал и падал. Тропа становилась все глубже – почти по колено. Время от времени Семен поворачивался и шел по кругу в другую сторону – для разнообразия. Он давно уже превратился в ходячий сугроб, и снег ощутимо давил на плечи, но он его не стряхивал, а гадал – свалится сам или нет? Пальцы руки, держащей посох, мерзли, и Семен решил не таскать палку с собой. Он воткнул ее в снег на обочине, а руки втянул внутрь рубахи, оставив болтаться пустые рукава. Некоторое время он развлекался тем, что, подходя к посоху, каждый раз с ним здоровался, но это ему быстро надоело. Очень раздражало отсутствие представления о времени – с часами, наверное, было бы веселее. По его прикидкам, когда он подходил к шалашу, должно было оставаться еще несколько часов до темноты. Скорее всего, не так уж и много. Это хоть какой-то репер: стемнеет, и можно будет начать ждать рассвета. Будет вполне конкретная и ясная цель – дожить до утра. Утром, конечно, может ничего не измениться, но ждать его все-таки приятней, чем ночи, которая все никак не наступит. Вечер как бы дразнил Семена: то вдруг резко темнело, и снегопад усиливался, то внезапно светлело, и снег становился таким редким, что можно было видеть все вокруг метров на двадцать. Смотреть, правда, было не на что.
Думать, собственно говоря, было тоже не о чем. Событий в последнее время произошло мало, а вот возможностей для размышлений много. Все, что можно придумать про хьюггов, ультханов и камень Аммы, давно придумано, и возвращаться к этой теме, не имея новой информации, смысла нет. «Вот сегодня получилась прикольная встреча с волками. Чуть ведь не опозорился… Впрочем, при чем тут позор? Загрызли бы, да и все! А серебристый сказал: „Я тебя знаю“. Как же они передают информацию друг другу? Телепатически, что ли?! Интересная тема, но мозги напрягать бесполезно – все равно ни до чего не додуматься. Да и базы знаний нет – никогда особо не интересовался звериным житьем-бытьем. А хорошо это я с тигром придумал, круто! Вроде как у сверхволка в жизни могут быть только сверхинтересы – саблезуб вот понадобился! Надеюсь, они потом не станут проверять, в какую сторону я пошел по тигриному следу? И смех и грех! Да-а… А что еще интересного было? Вот с Головастиком наконец как следует познакомился. Интеллект у него очень даже неслабый, только чистый, как лист бумаги. Ему бы в школу – отличником, наверное, стал бы. А вот окружающий мир он видит и переживает как-то иначе. Он для него как бы весь состоит из каких-то объемов и форм, которые плавно перетекают друг в друга: контур холма, изгиб ветки, языки пламени, облака на небе. Светящаяся щель в крыше – это маленький уж, а камень в обкладке очага – черепаха, убравшая лапы. Забавный парнишка…»
Просветы в снегопаде становились все более блеклыми, и Семен понял, что темнеет: чему быть, того, как говорится, не миновать. Была слабая надежда, что хуже не станет, – все равно ни черта не видно. Только она, как водится, не оправдалась.
По мере того как темнело, снегопад становился все более редким. Видимость от этого, увы, не улучшалась – скорее, наоборот. Семен уже давно слышал тихое похрустывание под ногами, но замечать его не желал, решительно не хотел придавать этому значения. Он начал мерзнуть уже во многих местах сразу, но до последнего убеждал себя, что это от усталости и голода. Только все эти уловки оказались бесполезными: от фактов, как говорится, никуда не денешься. А они таковы: наступает ночь, снегопад кончается, температура падает, а он весь мокрый и скоро превратится в ледышку. И что же предпринять в этой ситуации? А почти ничего: отряхнуть снег с рубахи и… утоптать площадку возле тропы. Теперь Семен делал три круга по часовой стрелке, десять раз отжимался от земли (не высовывая рук из рукавов, конечно) и шел в другую сторону. Задача дожить до рассвета казалось ему все менее выполнимой, а неотапливаемый шалаш, сухой мех запасной рубахи и мокасин – совершенно недостижимым блаженством.
Снегопад наконец прекратился. Наступила тьма. И в этой тьме поднялся ветер. Несильный – пять-десять метров в секунду. Или даже еще меньше.
Апатия и сонливость накатывали волнами. В голову упорно лезли мысли о том, что умирать совсем не страшно – он уже пробовал. Какой смысл тянуть? Ну, еще полчаса… Ну, час… Нет, час, пожалуй, уже не продержаться. Да и зачем, в конце концов?! Он же честно боролся и сопротивлялся – сколько мог. Бывают же непреодолимые обстоятельства! Что еще от себя можно потребовать? Костра не разжечь, а двигаться сил уже нет. Еще круг? Или три? Ветер выдувает тепло из-под рубахи. Эффективнее, наверно, сесть на корточки и сжаться в комок, чтобы сократить теплоотдачу. Да, именно так люди и замерзают. А что делать?
