– Нет, – ответил Александр, макая жареное мясо в мед. – Мне донесли, что жители города Рима собирают новую армию и им уже обещали помощь много раз битые нами пунийцы.
– Что это за город такой – Рим? – удивился Перменион. – Никогда о нем не слышал.
– Легенды гласят, что его основали беженцы из Троады, после того как Астерий Непобедимый в союзе с глупыми ахейцами разрушил их столицу Илион.
– Велика ли римская армия?
– Вряд ли. Но это стойкие и закаленные бойцы.
– Не лучше ли привлечь их на свою сторону дарами или посулами?
– Дары и посулы лучше прибереги для трусов. А достойного противника нельзя унижать даже пощадой. Герои заслуживают или победы, или смерти. Пусть римляне сами сделают свой выбор, как это сегодня сделают латины, умбры, оски и прочие туземцы.
– Тогда все они умрут. Армию, возглавляемую тобой, победить невозможно. И за это следует выпить, – Перменион выхватил кувшин из рук слуги-виночерпия (кстати говоря, человека) и сам наполнил кубок, стоявший перед Александром.
В этот момент в шатер вошел минотавр, доспехи которого покрывал изрядный слой пыли. Кроме меча, он имел при себе жезл в виде двух змей, обвивающих друг друга, – символ бога врачевания Асклепия.
Сдержанно кивнув присутствующим, вновь прибывший доложил:
– Прибыли пленницы из Лигурии. Мы отобрали только тех, кто способен зачать не сегодня-завтра. Жду дальнейших распоряжений.
– Сейчас ты получишь семя от каждого из потомков Астерия. – Александр обвел своих соратников тяжелым взглядом. – К полудню все туземки должны быть оплодотворены. Для верности мы продолжим эту процедуру еще несколько дней кряду.
– Нельзя ли сдать семя после боя? – неуверенно поинтересовался кто-то.
– Нельзя, – отрезал Александр. – После боя наше число может сократиться. Тогда сократится и число забеременевших туземок. А наше потомство – залог нашей окончательной победы. Так учил Астерий Непобедимый. Можете начинать с меня. Такова уж моя участь – во всем подавать пример… Эй, оруженосцы, помогите снять доспехи!
Полог шатра распахнулся пошире, и внутрь шатра вступили еще несколько минотавров-медиков, каждый из которых имел при себе поднос с многочисленными склянками.
О дальнейшем стыдливо умолчу. Даже самому оголтелому разврату можно придумать оправдание – дескать, естество требует, ничего не поделаешь. Но массовое рукоблудство, затеянное с одной-единственной целью – распространить свою породу как можно шире, вызывает невольное отвращение.
Теперь понятно, почему я попал в реальный мир, минуя, так сказать, стадию зачатия. Она состоялась, но где-то совсем в другом месте и без непосредственного участия моего страховидного родственника.
Да, интересные получаются пироги. Как говорится, о дивный новый мир! Мир, где быкочеловеческий аналог Александра Македонского воюет не на востоке, а на западе, где Рим всего лишь заштатный италийский городишко, а извечные враги римлян, пунийцы, сражаются на их стороне, где с пленниками разного пола поступают по-разному – всех женщин оплодотворяют, а всех мужчин кастрируют (последнюю новость мне удалось каким-то образом выдернуть из сознания Александра).
И еще одна тревожная мысль посетила меня. Из двух одноименных признаков, имеющихся у отца с матерью, ребенок наследует тот, который имеет более древнюю историю. Кажется, он называется доминантным.
Первые люди были черными, темноглазыми, курчавыми и низкорослыми. Арийцы во всей их нордической красе появились значительно позднее.
От брака негра и белой женщины никогда не родится белый ребенок. Стопроцентная гарантия, что он будет смугл, кареглаз и кудряв, как овечка. То же самое касается и роста, хотя этот наследственный признак в последнее время затушевала акселерация.
Насколько я успел понять, от скрещивания людей и минотавров получаются исключительно минотавры, пусть и не чистокровные. Следовательно, их род древнее нашего и не они произошли от нас, а все наоборот.
Тогда мои хлопоты обещают стать бесконечными. Монстры, подобные Астерию, будут появляться то здесь то там, во всех временах и странах. Мне не хватит и ста жизней, чтобы расправиться с ними.
Впрочем, все это пока только догадки и предположения. Главное сейчас другое – предотвратить победу минотавров или хотя бы позволить людям достойно отступить.
…Едва только Александр Двурогий с помощью оруженосцев вновь облачился в доспехи, а врачи-осеменители покинули шатер, унося свою добычу более бережно, чем символ веры, как снаружи троекратно пропела труба.
– Туземцы двинулись в атаку! – объявил Перменион, хотя все это прекрасно поняли и без него.
– Утренние прогулки не всегда полезны, – спокойно произнес Александр. – Особенно если гуляющий обременен таким количеством железа… Где начальник над метательными машинами?
– Я здесь, – за соседним столом приподнялся минотавр, на панцире которого были изображены скрещенные молот и клещи – символ Гефеста.
– Твои люди пристреляли баллисты и катапульты?
– Еще вчера.
– Когда туземцы приблизятся на приемлемое расстояние, не пожалей для них камней и стрел.
– Будет исполнено!
Артиллерист (назовем его так) исчез, и через некоторое время до моего слуха донеслись хлопки, переходящие в быстро удаляющийся свист – это через шатер в сторону приближающегося неприятеля полетели огромные стрелы и многопудовые камни.
– Я уже ощущаю, как дрожит земля, – заявил чересчур говорливый Перменион. – Не знаю, как дерутся туземцы, но шаг они печатают уверенно.
– За победу! – Александр поднял кубок, но пригубил только глоток вина, а остальное выплеснул на ближайшую из курительниц. – И да поможет нам в этом Арес Кровожадный и Посейдон Губитель!
Минотавры дружно вставали, опрокидывая столы и топча посуду вместе с угощениями. Похоже, что возвращаться сюда они уже не собирались. Перменион, оттертый толпой от Александра, вообще вышел наружу через прореху, проделанную в стене шатра мечом.
Оруженосцы немедленно подали шлемы, объемистые, как ведра. Александру поверх шлема водрузили еще и золотой венец, наверное, олицетворяющий верховную власть.
Сектор обзора сразу сократился, однако искушенный взор прирожденного стратега, каковым несомненно являлся Александр, охватил всю диспозицию противника как целиком, так и в деталях.
Туман поредел, расслоился и отступил к реке, изгибы которой уже смутно просматривались сквозь нежную сиреневую дымку. На противоположном берегу шел бой, но он никоим образом не мог повлиять на исход главного сражения.
Армия италийцев, экономя силы, приближалась мерным, неспешным шагом. Тяжело вооруженные воины были построены манипулами, имевшими по десять человек в каждой из двенадцати шеренг. Лучники и пращники двигались впереди рассыпанным строем и держали свое оружие наготове. Фланги прикрывала кавалерия, в поисках возможной засады все время заезжавшая в лес, с обеих сторон окаймлявший долину.
