– Я же вам уже говорил: когда увидел следы, а особенно, капкан с погнутыми скобами и сломанными зубцами, сразу ничего не понял, – рассказывал егерь Григорий Боборыкин. – А потом дошло – в лесу появилось нечто! До этого нигде в округе ничего подобного не было, за это я вам ручаюсь! И вообще нигде у нас в Сибири не было!
– Чего же вы за всю Сибирь-то говорите! – спросил его Иван Иванович. – Откуда вы обо всей Сибири знать можете?
– Я – не знаю! А МЧС должен знать, как вы думаете? – и тут егерь хитро сощурился.
Генцель чувствовал подвох в вопросе, но пока не понимал, в чем именно кроется этот подвох. И ответил на всякий случай осторожно:
– Наверное… Это ведь МЧС…
– Вот видите! Конечно, должен! Они ведь сразу же обмениваются информацией после каждой операции! Почему же ничего не проверив, не подстраховавшись, полетели на вертолете на болото? И сели, хотя мы предупреждали их и о снеговиках, и об опасности! Да разве, если бы еще где-то такое, как у нас, происходило, они бы так себя повели? Вот и погибли все!
И вот тут Генцель оценил глубину здравого смысла егеря. Действительно… И тут же на ум ему пришел и еще один аргумент в пользу рассуждений здравомыслящего затайгинца: «Да не только в Сибири! В России – если бы где-то что-то подобное было, уж они, сотрудники ГРУ, информацию бы об этом имели!»
(Это был второй разговор с егерем Боборыкиным, первый состоялся в самом начале работы группы Генцеля-Поперечного).
– Ну, а вот болото? Ведь откуда-то взялись снеговики именно на болоте! И кстати, почему вы решили, что появились они именно там? Ведь вы-то нашли первые следы в лесу, в глубине тайги! И скелеты объеденных животных там же…
Генцель поправил очки и замер, ожидая ответа. Егерь усмехнулся:
– Это просто, товарищ следователь. Где была уничтожена вся группа наших поисковиков в январе? На болоте! Где погиб экипаж вертолета МЧС? Там же, и вертолет они сожрали тоже там. А появился хотя бы один снеговик где-нибудь после того, как солдаты оградили болото и стали жечь их каждую ночь? Нет! И восстанавливаются они все время там же, на болоте! Так что логово у них – где-то на болоте!
– А какое оно может быть, логово это? —допытывался Генцель.
Тут Боборыкин посмотрел на Генцеля, как на не совсем нормального:
– Товарищ следователь! Я с животными дело имею с рождения! И вот о них могу все рассказать! А о том, о ком я представления не имею – что я могу сказать-то?
– Ну, а где оно хотя бы может быть? – уже фактически цепляясь за соломинку, спросил Иван Иванович. И получил ответ, важность которого сможет оценить лишь позднее:
– На дне где-то! На болоте больше негде – всё открыто! Да и выгорело давно всё, что на поверхности! Вы не говорили с нашей Лукерьей – травницей?
– Нет, – сразу воспрянул духом Иван Иванович. – А кто это?
– Дорогина Лукерья, старуха. Травами лечит, корешками. Ну, и заговорами всякими. Она болеет сейчас, отлеживается, поэтому, наверное, вам про нее никто и не сказал. Жалеет ее народ.
– Миленький, болею я… Мне сказывали, что ты расспросы ведешь, болотом интересуешься… Только ничего интересного нет на болотах. Русалки, леший, водяной – сказки это…
Лежа на постели в полутемной комнате небольшой избушки, по виду – не менее столетнего возраста, укрытая стеганым одеялом, Лукерья на вид была и сама возраста чуть ли не столетнего. Но ум у нее был здравый, и глаза блестели по-молодому.
– Неужели никогда ничего необычного там не случалось? – с надеждой в голосе спросил Генцель.
Целительница задумалась.
– Знаешь, милый, сама я – ничего не замечала. Вот только на ум приходит одно… Только ерунда это, по-моему!
Иван Иванович насторожился.
– Вы рассказывайте, рассказывайте, Лукерья Ивановна! А я уж сам, с вашего позволения… Сам решу, а вдруг и важное это…
– Мама моя рассказывала. Она тоже травницей была, наследственное это у нас… И на болото, как я, она тоже всегда ходила. Есть травки, которые только там и растут… И вот она говорила, что как-то, рано утром это всё случилось, она как раз к болоту подходила. И вот что-то огненное на небе у неё над головой пролетело, и в болота вроде как камушки сыпанули – по воде зашлепали они.
– И что дальше? – жадно спросил ее Генцель, у которого враз от волнения даже запотели стеклышки очков.
– Ничего! Да ведь и было это давно, а рассказывала мне она как раз в начале Отечественной войны. Плакали мы все, когда объявили, что война началась. Мне тогда было десять лет, и вот вечером мама, чтобы меня отвлечь, что ли, рассказала об этом огненном шаре, что над болотом пролетел…
– А когда он пролетел-то? – Иван Иванович быстро «прокачал» в уме полученную информацию и оценил ее как бесполезную. И уверился в этом, когда на свой вопрос о происшествии с шаром получил ответ – еще до первой мировой войны!
На самом деле Иван Иванович получил еще одну ниточку. Но так же, как и первой, не придал значения. Не сразу оценил её важность!
Который час Поперечный и Генцель сидели за столом поселковой гостиницы, пили душистый чай на таежных травах (сушеные травы подарила Генцелю Лукерья Ивановна), похваливали его и обменивались полученной информацией. И когда стемнело – пришли к мнению, что без помощи им не обойтись.
Не было ни одной зацепки.
Поперечный объехал четыре районных центра, территории которых охватывали со всех сторон Затайгинск. И ничего касающегося их дела, да и вообще интересного, не узнал.
– Тут километрах в ста земля иногда подрагивает. Как от движения тяжелого железнодорожного состава, – рассказывал он. – Так там проходит железная дорога, по ней из Старокузнецка каменный уголь возят. Составы идут – до семидесяти вагонов, и тянут их не один, а два электровоза… Так что скорее всего, от этого земля и подрагивает… А больше – ничего интересного…
– У меня – так же, – вторил ему Генцель. – В обозримое время – никогда и ничего не предвещало появления чего-либо необычного в затайгинских болотах. Лет сто назад над болотом видели огненный шар. Всё!
– Ну, как мы сможем связать этот шар с нашими снеговиками? Взять хотя бы, что шар – раскаленный, а наши снеговики боятся как раз огня…
Иван Иванович поправил очки.
– Да я просто так, к слову, сказал… Всё равно ведь ничего интересного больше нет!
– Ну! – требовательно уставился на него Поперечный. – Теперь-то можно?
И он, достав из кармана связку ключей, указательным и большим пальцем взялся на брелок.
– Теперь, наверное, не можно, а нужно… – ответил ему друг и соратник.
