Он выдержал мой взгляд. И остался совершенно невозмутимым. Только мне показалось, глаза его стали строже. Я продолжал:
— Когда я протянул руку, чтобы взять этот волчок, он отодвинулся, профессор. Думаю, он сделал это, чтобы не облучить меня…
— Мартин!.. — начал профессор. Не знаю, почему, но я прервал его, взяв за руку.
— Машина не может думать, профессор, — сказал я. — Даже если это радиоуправляемая машина, она все равно не могла бы поступить так, как поступила. В этом волчке кто-то есть. Кто-то, способный мыслить… Пе знаю, как они выглядят, эти существа, черт возьми, меня это и не интересует. Может, они похожи на нас, только ростом всего в один сантиметр или того меньше. А может, чудища, как в научно-фантастических фильмах… Какое это имеет значение? Важно, профессор, что они мыслят… живут…
— Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь, Мартин? — резко прервал меня Чимней.
Я отодвинулся от него. Посмотрел в окна Погода стояла пасмурная. Вечерние тени уже начали укрывать большой город, словно принимая его в свои угрюмые объятия. Вдали виднелся сияющий огнями Эмпайр Стейт Билдинг.
— Да, я прекрасно отдаю себе в этом отчет. А говорю я, что в туннеле метро находится какой-то ПРЕДМЕТ. Хотите знать все без утайки? Я думаю, что этот предмет прибыл из другого мира. Это космический корабль, профессор.
Он не ответил, продолжая внимательно смотреть на меня.
— Я хочу вступить в контакт с этим волчком, — решительно сказал я. Меня охватило необыкновенное волнение, какого я не испытывал еще никогда в жизни. — Должен ведь быть какой-то способ контакта, не так ли, профессор?
— Мартин, Мартин!
— Мне доводилось видеть куда более странные вещи, можете мне поверить Удивить меня очень трудно, профессор… И меня не интересует философская сторона этого феномена… Но можно же найти какой-то язык, не так ли? Я знаю, что Калифорнийский университет посылал в космос сигналы, которые могли быть поняты… разумными существами, где бы они ни находились Разве не так?
— Да, такие сигналы были посланы. Но они остались без ответа.
— Так может быть ответ находится у нас в Нью-Осмонде, на рельсах?
— Универсальный язык? — размышлял Чимней. — Может, такой язык и существует. Конечно, должно быть… Какой? Думаю, тут не обойтись без геометрии и алгебры. Бели это разумные существа, а это несомненно, то им тоже должны быть знакомы какие-то понятия, единые для всей Вселенной… Ну да, для всех живых разумных существ. Это может быть понятие пространства. А также времени. Если этот предмет радиоактивен, Мартин, — тихо продолжил он, — и отстранился от тебя, то наверное сделал это, чтобы не убить тебя… Что это? Разве это не чувство жалости? — Профессор сжал пальцами виски. — Боже мой, ты ведь не шутишь, не так ли? Не разыгрываешь меня, я надеюсь? Мартин, мне ведь не снится это… нет. Нет, — твердо сказал он самому себе.
— Не хотите ли поехать со мной, профессор?
— Поехать… туда?
— Да. Посмотреть на волчок. Прошу вас. Поедем!
Чимней устало опустил голову и решительно сделал отрицательный жест.
— Но, профессор, в таком случае я должен спросить у вас, отдаете ли вы себе отчет…
— Не поеду, Мартин, — спокойно, но твердо ответил он. — Нет. Если твой волчок земного происхождения, проблемы не существует. Пройдет несколько недель или месяцев, и все станет известно. Некоторые вещи не могут слишком долго оставаться в секрете. Но, — добавил он довольно мрачно, — если этот предмет ты называешь… если волчок действительно прибыл из другого мира… если они случайно оказались здесь и хотят улететь обратно, не обнаруживая себя… Ох, значит, у них есть для этого серьезное основание. Очень серьезное, самое серьезное, какое только может быть. Наверное, они понимают, что еще слишком рано, что люди еще не готовы к… — Профессор умолк и, подавив вздох, продолжал: — Боже мой, люди изматывали себя многие века, а последние десятилетия мы трудились на износ, но все еще не готовы! Я не могу поехать, понимаешь? Не могу взять на себя ответственность разговаривать с ними от имени всего человечества!
— Да и я тоже, но тем не менее…
— Ты не ученый, — взволнованно воскликнул он, — ясно тебе? Ты имеешь право идти туда, смотреть, выяснять… Я же, — продолжал он, понижая голос, — могу только… ожидать откровения. Или это не судьба наша — ожидать откровения?
Подумав, я согласился с ним. Однако спросил:
— А если они попытаются что-то сообщить мне?
— Они не сделают этого, — убежденно сказал Чимней. Он провел меня в свой кабинет и дал очки. Я ушел.
Я добрался до туннеля поздно ночью. Забастовка продолжалась. Повторяя знакомый путь по шпалам, я чувствовал, что сейчас все завершится. Как? Я не мог ответить на этот вопрос и даже не задавал его себе. Во мне все дрожало от волнения. И почему-то казалось, что с каждым шагом я отдаляюсь от повседневной реальности, чтобы войти в какую-то неведомую сферу, еще более темную, чем этот туннель.
Я опять увидел волчок. Он находился на том же месте — над самой землей, медленно вращаясь вокруг своей оси. Минут десять, наверное, я стоял недвижно, разглядывая его и слыша только стук своего сердца. Потом я достал электрический фонарик и, включив его, направил на волчок. Выключил, включил, опять выключил. Сосчитал до двадцати, снова повторил свои сигналы: сигнал, пауза, сигнал, затем два сигнала подряд. Я не знал, может ли кто-нибудь понять меня, но таким образом я пытался передать ту простую мысль, что один плюс один равняется двум. Возможно, существует немало других способов общаться при помощи символов, но, полагал я, одна вспышка света плюс еще одна вспышка должны составить две вспышки, всюду, во всех уголках Вселенной…
Я продолжал посылать сигналы и так пристально смотрел на волчок, что в конце концов его очертания стали расплываться. Я подошел ближе и посылал свои короткие световые сигналы еще по меньшей мере четверть часа. И как раз в тот момент, когда я уже решил, что все мои старания абсолютно бесполезны, волчок вдруг сдвинулся с места.
Я вздрогнул. Волчок поднялся в воздухе примерно на уровне моих глаз. На какое-то мгновение он показался мне ЖИВЫМ существом — неведомым и непознаваемым. От этой мысли я содрогнулся, но все же взял себя в руки и сказал:
— О’кей, попытаемся сосчи… — и умолк, потому что резкая боль пронзила мой мозг. На мгновение мне показалось, будто в голову вонзилась пуля или, вернее, стрела. Отступив назад, я зашатался, и тут почувствовал новый удар, а спустя минуту, когда голова моя была готова вот-вот лопнуть, ощутил сразу два одинаковых острых удара. Несмотря на боль и испуг, я невольно обрадовался: один плюс один — два. Сумма! Они ответили мне! Они повторили то, что просигналил им я… Они поняли меня! Они ответили мне, передав свою мысль прямо в мой мозг. Значит, они знали мою анатомию… Значит, они были устроены так же, как я…
