Впрочем, первые строчки я знаю наизусть: «Том посвящен общему обзору мира. Сначала перечисляется все существующее. Факты. Факты добыты чувствами, а также чувствительными приборами. Оценены разумом, а также вычислительными машинами.
Выводы разума излагаются словами, а также графиками, формулами и другими системами знаков.
Следует учитывать возможные ошибки чувств, разума и слова…»
И сразу напрашивается (я бы статью написал об этом) сравнение с Библией. Там «В начале было слово», здесь слово на четвертом месте. Закономерное различие между религией и звездным материализмом.
Впрочем, возможно, практичнее начать со второго тома. Он называется «Бескачественные количества», проще сказать «Математика». Пожалуй, есть даже смысл пропустить первые разделы, излагающие арифметику, среднюю и высшую математику, науки, известные на Земле. Приступлю сразу к разделу второму. Там уже каждая формула будет откровением. С утра переведу абзац, и сразу в Академию наук, в Институт математики. Там соберутся знатоки, прочтут вслух, начнут толковать, кто как понимает…
Блаженная перспектива!
Дятел переложил голову с правого плеча на левое, поглядел на меня правым глазом.
— Вы считаете это целесообразным? — спросил он. — Хотите давать решебник вместо учебника? У вас это практикуется в школах?
И Граве предал меня тут же:
— Вспомни, Человек, как ты сдавал астродипломатию. Ты же сам говорил: «Я ошибся, дал им слишком много хлеба, отучил доставать и догадываться, думать отучил». В «Своде знаний» решения всех земных задач на тысячу лет вперед.
— Нет, мы не дадим вам «Свода знаний», - резюмировал Дятел.
Сговорились они, что ли? Может, и сговорились.
— Тогда дайте хотя бы… (Что бы попросить существенного?) Дайте мне с собой УММПП, «Если-машину», как ее называли на курсах. Мы на Земле будем рассуждать самостоятельно, а выводы проверять на «Если-машине», как студенты-астродипломаты.
Вот это я правильно придумал. «Если-машина» — вещь полезная, может быть, самая полезная из всех, что я видел на Шаре. Великолепный способ наглядного предостережения в делах вселенских и домашних. Скажем, сидим мы за ужином в доме, сын нудит, как обычно: «Папа, почему у нас нет «Волги», папа, запишись на «Волгу». А я включаю УММПП, надеваю ему зажимы на лоб: «Что ты видишь, Костя?»
— Я вижу, папа, ты весь забинтованный, лежишь в больнице. Доктор говорит, что у тебя замедленная реакция. Чти такое замедленная реакция, папа?
— И ты еще хочешь записываться на «Волгу», Костя?
Или, скажем, в газете дискуссия о выращивании человека из мышечной клетки. Одни считают это величайшим достижением, другие ворчат: «Антигуманно, неэстетично!» Обращаются ко мне. Я включаю УММПП…
Приятная роль у обладателя «Если-машины» — консультант по любым вопросам.
— Он хочет быть пророком в своем отечестве, — язвит Гилик.
А Дятел (вредный этот космический Дятел, совсем непохож на моего ироничного, но доброжелательного учителя) тянет свое:
— Вы полагаете, что это целесообразно?
— Но мне же не поверят! — кричу я. — Мне просто не поверят, если я явлюсь с пустыми руками.
— А зачем нужно, чтобы вам верили?
Опять вступает Граве:
— Еще раз вспомни, Человек, свой экзамен по астродипломатии. Ты сам говорил: «Этим огнеупорным рано вступать в Содружество Звезд; они еще не научились рассуждать, доверяются чужому разуму, ищут пророков и слепо следуют за ними». Мы не собирались превращать тебя в пророка, нам, звездожителям, нужны товарищи, а не приверженцы. Нарочно пригласили в Шар не политика, не ученого, а литератора — глаза и язык планеты, профессионального рассказчика. И нарочно приглашали фантаста, чтобы раз навсегда снять вопрос «было или не было?». Пусть твои читатели не доверяют тебе, пусть считают все выдумкой, пусть даже не обсуждают: было или не было? Нравится или не нравится? — вот что важно. Рвутся ли они в такое будущее? Согласны ли заботы наши делить, не только открытия, но и заботы? Хочется ли им ломать голову над переустройством природы, проектировать солнца, планеты, климаты, океаны, сочинять сто тысяч географий ежегодно, или же они довольны одной-единственной географией, склонны лелеять каждый островок, каждую протоку, закат на Финском заливе, Невку Большую, Невку Малую, рощицы, пруды, болота, кочки? Переделывать или беречь? Или и беречь и переделывать? Пусть обсудят, поспорят. Споры возбудить — вот твоя задача.
— А ему так хотелось быть пророком, — подковыривает Гилик.
Я подумал, что сувенирчики какие-нибудь я все равно прихвачу. Гилика хорошо бы «забыть» в кармане в наказание за его ехидство.
Но Дятел как бы услышал мои мысли. Вероятно, в самом деле слышал. Сапиенсы это умеют.
— Мы попросим помочь нам выдержать принцип. Вам придется надеть земную одежду, тщательно проверить карманы. Впрочем, при перемещении в зафон все лишнее устранится автоматически.
— Может быть, вы и память сотрете? — зло сказал я.
— Наоборот, зафиксируем насколько возможно. Вот записи придется оставить тут. Кроме тех, что в земном блокноте. Записи перечитай, запомни как следует…
— А что мне записи? — обозлился я. — Меня позвали сюда, чтобы вынести впечатление. Впечатление сложилось: черствый вы народ, господа звездожители. Пригласили в гости, теперь гоните. Ну и пожалуйста. Часу не хочу быть у вас. Отправляйте немедленно.
— Немедленно? Ты говоришь обдуманно?
— Обдуманно. Нечего мне делать у таких хозяев. Отправляйте.
И тут оказалось, что и они готовы к отправке. В моей комнате меня уже ждет земная одежда: костюм с голубой ниткой и драповое пальто, ещё сохранившее в себе ленинградскую сырость. Переодевшись, я демонстративно вывернул карманы. Душу отводил. Все равно операторы исключили бы при перезаписи любой сувенир, даже, если бы я проглотил его.
Знакомые, сто раз исхоженные коридоры ведут меня к межзвездному перрону. Направо, налево, еще раз налево и опять направо. Вот и платформа с рядами раздвижных дверей, похожая, на переговорную Телефона — Телеграфа. Из той синей двери я столько раз отправлялся на Оо, из той крайней — на Эароп к восьминулевым…
— Прощай, Человек, — говорит Граве. — Привык я к тебе, скучать буду. И волноваться. Как ты там уцелеешь на своей Земле без страховочной записи? Прощай! А может, и встретимся. Ведь я куратор твоей спиральной ветви. Может, и окажусь на Земле.
— Будь последовательнее, Человек, — важно говорит и Гилик, протягивая по-земному лапку.
Двери кабины сдвигаются, и исчезают за ними навеки пятнистый скелет и металлический чертенок на его плече, хвостиком обхвативший свою талию.
