Внимание повелительницы отвлек на себя Бимбо, который, обнюхав паломников, мгновенно потерял к ним всякий интерес и просто растворился в воздухе. Теперь он возник прямо перед Сандрой, посмотрел на нее, удивленно склонив голову набок, а потом ткнулся мордой в ее колени и возлег возле ее ступней.
— Радость моя… — Лопо хотел было высказать встречные претензии по поводу того, что богиня уже много дней безвылазно сидит в своем особняке, в то время как полмира мается под пятой бессмертного тирана, что хватит уже собирать местные сплетни и сдувать пыль с книжных переплетов — все равно ничего нового…
Сандра глазами приказала ему замолчать. Она присела на ступеньки и теперь смотрела лишь на старика-паломника, так и лежавшего на дорожке, посыпанной мелким гравием, между двумя розовыми кустами, белым и голубым…
Чтобы сотворить дом, не требовалось знания архитектуры — любой предмет нужно было лишь мысленно наделить необходимыми свойствами, постараться зрительно представить его, и вскоре он возникал. Чтобы получить свежеподжаренную хлебную горбушку или любое другое изысканное блюдо, ей достаточно было вообразить соответствующий вкус… Собака так и осталась фантомом, живым, осязаемым, имеющим характер и привычки, но все-таки фантомом… Если Сандра на какое-то время забывала о нем, Бимбо исчезал, но через некоторое время появлялся вновь, чтобы напомнить о себе.
А когда приходилось заниматься целительством, ей становилось как-то не по себе. В Кембсфорде иностранные студенты были освобождены от курса военно-прикладных дисциплин, но Сандра старалась посещать занятия по медицинской подготовке, а еще раньше, в Сано-Иво, монашки научили ее пользоваться лечебными травами и обрабатывать раны растительными мазями. Можно было, конечно, просто желать здоровья немощному-больному-увечному, но это почему-то почти не действовало, даже если тот самолично прикасался к Лампе. В свое время Сандра пролистала от корки до корки толстенный анатомический атлас и двухтомную медицинскую энциклопедию, и теперь, слава Единому, эти книги тоже оказались в библиотеке… Когда окружающее пространство вздрагивает даже от тени твоего желания, надо запретить себе творить то, чего не знаешь или знаешь, но поверхностно.
— Ему уже лучше. — Безымянная первой уловила перемену в состоянии пациента, и через несколько секунд, подтверждая ее слова, веки старика едва заметно дрогнули. — Гет-странник, отнеси его в дом. — Она чуть склонилась перед Сандрой. — Если, конечно, Ега-Хранительница позволит…
— Позволит. — Сандра уже прикрыла глаза, она мысленно слилась с Лампой, восстанавливая силы.
Старик поднялся сам, но вместо того, чтобы двинуться вперед, стоял и заворожено смотрел на свою богиню, которой поклонялись многие поколения его предков, а ему довелось увидеть воочию. Он даже сделал попытку упасть на колени, но его ноги еще плохо сгибались.
— О, Ега-Хранительница, вернувшаяся в мир… — начал он свое приветствие, которое, наверное, репетировал всю дорогу.
— Утром, — прервала его богиня. — Утром поговорим.
Сандра исчезла вместе с простыней, Бимбо вновь растворился в воздухе, Гет с помощью подоспевшего Чуткого Оленя повел-таки старика в дом. Лопо решил, что и ему самое время вернуться на ковер-самолет сны досматривать, но когда он, подпрыгнув, уцепился за свисающие кисточки, оказалось, что Сандры на месте нет. Значит, кроме библиотеки, ей быть негде…
Она действительно сидела за письменным столом и смотрела на Лампу сквозь дым сигареты.
— Не помешал? — Лопо присел на подлокотник ее кресла.
— Пока нет. — Она искоса глянула на него. — Ты бы просто не смог войти…
— …если бы ты была против. Так?
— Почти. — Она поманила пальцем второе кресло, и оно послушно придвинулось. — Пересядь, а то мебель сломаешь.
— Ты раньше дом спалишь. — Он затоптал дымящийся на ковре столбик пепла по правую руку от Сандры и послушно разместился в указанном месте. — Ты действительно решила устроиться здесь богиней?
— Богинями не рождаются… — уклончиво ответила она, продолжая безмолвный диалог с Лампой. — Раз уж нас занесло сюда, надо же что-то делать.
— Выбираться отсюда надо. А если повезет, и остальных бессмертных прихватить. Пусть хоть напоследок вкусят простые радости жизни. — Он умолк, подозревая, что она его не слушает, а бродит где-то в дебрях собственного воображения.
— Главное — терпение. — Она как бы очнулась и теперь смотрела на него снисходительно, чуть ли не покровительственно.
— У тебя-то оно откуда — терпение! Куда подевалось твое вечное шило в заднице?
— Ну кто же так с богинями разговаривает…
— Я знаю одного бывшего военнослужащего, который с богинями спит.
— Все-таки наглости у некоторых господ офицеров больше, чем галантности, — заявила она после короткой паузы. — А если серьезно… Ты понимаешь, милый… Здесь исполняются все мои желания, в том числе те, которые скрыты так глубоко, что я сама о них никогда не догадывалась. Ты пойми — здесь не только кресла бегают, и волы летают… Сама я тоже меняюсь, и это не зависит от моей воли… Есть желания, которые не осознаешь. Сейчас перед тобой сидит вовсе не та взбалмошная девица, которая увязалась за тобой прогуляться по пещере… Перед тобой сидит воплощенный идеал, плод воображения Сандры дю Гальмаро, само совершенство с ее точки зрения. И я, кстати, умею много такого, о чем она лишь мечтала…
— Например?
— Например, любить.
Э. Н., 6 день, 13 ч. 23 м.
— Пока не появится кардинал де Стефано, нам всем лучше молчать. А когда он будет здесь, нам и тогда стоит помолчать еще некоторое время. — Генерал Раус говорил с дипломатичной твердостью, а пара штабных офицеров за его спиной волками смотрели на Гресса Вико, который выглядел несколько растерянным.
С тех пор, как начали крепнуть связи между Гальмаро и Конфедерацией, неприязнь в обществе и армии к союзникам нарастала с каждым годом, и вот теперь, когда произошла непонятная и страшная катастрофа, в которой, несомненно, были виновны проклятые эверийцы, здание гостиницы в Хавли, где обосновались оставшиеся в живых «Цепные Псы», находилась чуть ли не на осадном положении. Сиарские офицеры с нетерпением ждали приказа вышвырнуть Вико за дверь, под ноги стоящей во дворе полуроты гвардейцев, и поставить его к стенке. Но генерал медлил. Прежде, чем на что-то решиться, надо было разобраться в ситуации, которая с каждым часом становилась все нелепее и страшнее.
Глава самой могущественной в мире организации, пожалуй, впервые в жизни был близок к состоянию подавленности и ощущал себя то ли подопытным кроликом, то ли быком, утыканным бандерильями. Все, что произошло за последние сутки, в принципе, не поддавалось какому-либо разумному объяснению, и значит, к предложению генерала Рауса следовало подойти со всей серьезностью. Других предложений просто не было.
