А ты чуть не скачешь от восторга, обнаружив, что все бумаги написаны твоим почерком, что имя изобретателя, которое стоит под ними, твое и что дата выдачи патента — 1981 год.
Потом это тебя засосет: взять атомный генератор из будущего, привезти его назад в прошлое — твое настоящее, чтобы потом он появился в музее и ты считался бы его изобретателем, чтобы ты мог украсть его и стать-таки его изобретателем. И ты проделываешь все это с помощью машины времени, которую прихватываешь с собой, чтобы отправиться на ней в будущее, чтобы прихватить ее обратно с собой, чтобы…
Кто что изобрел? И кто что построил?
Вскоре ты начнешь пожинать плоды своего открытия. Маленькие школьники округи станут заходить к тебе, чтобы взглянуть на человека, который изменил ход истории и сделал атомную энергию столь доступной всем. В конце концов твое имя становится таким же известным, как имена Ампера, Фарадея и многих других.
А ты все размышляешь над этой загадкой. И не находишь ответа.
Но однажды ты пойдешь, сделаешь кое-какие приготовления на будущее, вернувшись, заберешься в машину времени, которая будет ждать тебя в специальном, отведенном для нее помещении. А потом, возвратившись на тридцать лет назад, или, точнее, вот в это настоящее — впрочем, как тебе будет угодно, — ты постучишь в дверь собственного дома и расскажешь себе же молодому все, что я сейчас рассказываю тебе…
А теперь…
С виски покончено. Ты уже как следует назюзюкался и пойдешь со мной без лишних слов. А мне хочется узнать, зачем это люди там, в будущем, искали тебя, что они кричали перед тем, как машина времени исчезла.
Ну, поехали.»
А. МАРКОВСКИЙ, А. ВЕЧОРЕК
CONSECUTIO TEMPORUM[5]
Сознание возвращалось постепенно: он медленно открыл глаза и тут же закрыл их опять. В ушах стоял монотонный, пульсирующий гул, временами срывающийся на визг. Он заставил себя снова открыть глаза. Ярко горели электрические лампы. Его взгляд некоторое время блуждал по освещенным стенам, потом остановился на темном пятне часов. Было три. Часы и белые стены. Тишина и покой. Все казалось мертвым. Даже время исчезло. Его охватил страх.
— Есть тут кто-нибудь? — крикнул он.
— Вы, профессор, — ответил гулкий, безразличный голос.
Уже в который раз его охватила злоба на конструкторов, которые упорно отказывались дать сознание электронному мозгу.
— Я хочу знать, где я, — он избрал эту форму, чтобы избежать непосредственного обращения к Мозгу.
— Ответа не будет, — загремел голос.
Беспокойство усилилось. Он решил встать и сам проверить, где находится.
Однако, как только он опустил ноги на пол, Мозг заговорил:
— Вставать запрещено. В случае непослушания будут приняты соответствующие меры.
Он понял, что машину не перехитрить.
— Могу ли я по крайней мере знать, как сюда попал?
— Вы помните свой вчерашний разговор в лаборатории?
— Ничего не помню.
— Вчера вы отказались сообщить представителю института результаты своих исследований.
— Не помню. И вообще не понимаю, чего ради институт интересуется моими работами по замыканию петли времени.
Голос продолжал:
— Руководство института решило, что первая экспедиция к галактике «Альфа-613» будет проходить под их надзором. Для этого необходима разработанная вами машина. В вашей лаборатории побывал специальный уполномоченный. Однако вы отказались сотрудничать с ним, ссылаясь на соответствующие пункты договора, и серьезно повздорили. Институт был вынужден забрать машину силой…
Человек резким движением поднял руки и заткнул уши. Поток слов, монотонно извергаемых Мозгом, вызвал у него ощущение тревоги, опасности. Фразы произносились размеренно и безразлично. Вдруг — хоть он и знал, что это невозможно, — ему захотелось, чтобы Мозг хоть раз ошибся, чтобы какой-то пустяк нарушил ритм его речи. Однако мгновение спустя боязнь что-либо упустить взяла верх.
Он опять стал слушать.
— …Для окончательного решения модель вашей машины вывели на орбиту Трансплутона.
— А что сделали со мной?
— Во избежание разговоров вас в качестве испытуемого объекта было решено поместить в эту ракету. Решение выполнено.
Человек закрыл глаза, на лбу его выступили капли пота. Он чувствовал, как растет давление; тело наливалось тяжестью. Он медленно погружался в небытие.
Он заставил себя снова открыть глаза. Ярко горели электрические лампы. Его взгляд некоторое время блуждал по освещенным стенам, потом остановился на темном пятне часов. Было три. Часы и белые стены. Тишина и покой. Все казалось мертвым. Даже время исчезло. Его охватил страх.
— Есть тут кто-нибудь? — крикнул он.
— Вы, профессор, — ответил гулкий, безразличный голос.
— Я хочу знать, где я.
Его удивило звучание собственного голоса. Вопрос показался ему знакомым. Он почувствовал, что оказывался в подобной ситуации уже множество раз. Он с трудом пытался вспомнить ход разговора с Мозгом.
Понемногу он припоминал предыдущие события. Он был во власти машины, искривляющей время, машины, которая постоянно возвращала один и тот же момент и все, что было с ним связано. Он не мог, не хотел в это поверить. Оставалась последняя надежда. Он пытался встать, но, как только опустил нога на пол, Мозг заговорил:
— Вставать запрещено…
Человек бессильно упал на подушку и шепотом задал первый пришедший в голову вопрос:
— Могу ли я по крайней мере знать, как сюда попал?
«Временная петля замкнулась», — почти в тот же момент подумал он. Он невольно в который раз играл ту же самую сцену.
Он попытался сосредоточиться. Итак, Мозг не лгал, человек попал в полную зависимость от им же созданной машины. Только одного он не понимал: почему помнит ход событий. Ведь после каждого замыкания петли времени он должен был полностью забывать прошлое. (Несмотря на серьезность положения, он заметил, что оказался в роли гадалки, которая никогда не ошибается.
Однако ворожить он мог только себе, и это было самое скверное. Необычность ситуации состояла в том, что он помнил будущее, уже пережил его. Наступающее стало наступившим, наступившее — наступающим.) Видимо, аппарат не нивелировал биологические процессы в коре головного мозга. Голода человек не ощущал. Значит, физиологические процессы были заторможены.
Что породило ошибку, он не знал. Машина была настолько сложна, что он уже не мог охватить ее разумом. Он знал только основной принцип действия. Он вспомнил годы работы над машиной. Вначале он был ее другом, а теперь — врагом.
