Он свернул с орбиты квиа абсурдум кредо.
Вопреки расписаньям, ньютонам и архимедам.
Ночь, столбы со львом, Теодором, площадь без голубей.
Там, где-то возле моста, я снимал жилище. Хозяин - седой еврей.
Ключ еще был большой, фигурный на кожаном ремешке.
Тут пуля пролетела и в башке... служили два товарища в однем и тем полке.
Мне кажется порою, что пираты,
Проснувшись утром, заплетают косы,
Вставляют в уши серьги. Выпив рома,
Напяливают модные халаты,
И опоясывают чресла поясами,
И заправляют в них ножи кривые
И пистолеты с раструбом широким,
И так идут на палубу, где ждет их
Отважный капитан делить добычу.
На палубе плененные креолки,
Во всем таком, почти что не одеты,
Разносят ром в больших роскошных кубках
Из золота, смарагдов и рубинов.
Пираты пьют и мокрыми глазами,
Влюбленные, глядят на капитана
И груду сундуков больших и малых,
Монет и слитков желтого металла,
Фигур богов из мрамора и много
Чего еще. И пороха в бочонках.
Ром и креолки развлекли команду.
Всех смуглых и просоленных, бесстрашных.
Они, счастливые, богатые, хмельные
Желают жизнь отдать за капитана.
Но после. Ведь креолки, ром рекою
Заслужены в отчаянных сраженьях
Не ради золота и не жалея жизни.
Все сундуки и слитки и монеты
Перебрались на маленькую шхуну.
И капитан, в зубах сжимая трубку,
Спускаясь в шхуну, поджигает шнур,
Прислушиваясь к ночи, ждет развязки.
И если бы пират сумел проснуться
И разбудить креолку и добавить
Еще немного рома, он, возможно,
С друзьями по любви и по оружью,
Увидел бы корсаров, флибустьеров,
Взлетающих с завидною сноровкой
В миг превратившись в белых журавлей.
Шаг за шагом, шаг за шагом...
Под подошвами шуршат
Камни, волны, лед и пламень.
Головы не поднимая
И почти что не дыша,
Я иду вперед, не зная
Где найду, где потеряю,
Где одарят и лишат.
Где обидят, насмешат
И в ладонь положат камень.
Раз за разом, раз за разом...
Повторяется сюжет
Мелом белым на манжет
Ключевое пишем слово,
Ключевое слово снова
Из поэта этих книг -
Их уже скопилось тыща,
Буря мглою, ветер свищет -
Он спокойствия не ищет,
И от счастья бежит.
Ровным счетом, ровным счетом...
Мне достанется всегда
Грим, парик и борода,
Гензель, Гретхен, Чук и Гек
Вот и вышел человек.
Чтобы шведы и полтавы
Не запутали меня
Заливаю для забавы
Пряжку звездного ремня
И крещусь налево справа
Как еврей при свете дня.
Первая скрипка, альт, виолончель и вторая скрипка.
Бабушка, целясь в ушко, слюнявит нитку.
В кухне чужой человек замастырил плитку,
Закурил и пошел, отворил потихоньку калитку.
Написал "Аригато" хозяйке, собрал пожитки,
Превратился в улитку. На Фудзи идут улитки.
Он уже не вернется в страну восходящих напитков,
Чтобы кистью и тушью писать и не играть на скрипке.
Бабушка, кстати, недовольна осталась его работой,
Бабушка знает толк и во всем понимает что-то.
Дед налаживает машинку, втулка - его забота.
Главное - выдержка... и диафрагма...
Открыть ворота...
Из ворот вышел Лот, супруга и дети Лота.
Пуще неволи... Война? Рыбалка или охота?
Его же предупреждали - Не верти головой, босота.
До петухов до третьих, до книги пятой, седьмого пота.
Научившись слышать ладони и видеть цветок в петлице,
Он узнал, что тайна скрыта в случайном слове любой страницы.
Ему б удивиться, проснуться и повиниться.
Но рисовая бумага, как промокашка, и в ней родится
Барин из Петербурга, барин из Геттингена,
Сестры, деревни, дуэли, терцеты или катрены,
И с ними носатый мальчик, сделанный из полена.
