Если же рогатые, паче чаяния, поведут себя уклончиво или вообще заявят, что знать не знают ни о каком бдолахе, она, Верка, готова разоблачить любого из них на очной ставке.
О Нейтральной зоне, Бушлыке и Будетляндии Верка предпочла умолчать, как и о своих странствиям по этим мирам. Также не было упомянуто о варнаках, нефилимах, Незримых, Белом Чужаке, Фениксе и звере Барсике, нынешний статус которого Верка так и не смогла осознать.
План ее, имевший признаки и провокации, и интриги, выглядел примерно так. Если аггелы не сочли нужным поделиться с Плешаковым бдолахом раньше, то тем более они не станут делиться им сейчас, когда доступ в Эдем через Будетляндию полностью прекратился. Такого отношения к своей выдающейся личности Плешаков, конечно же, не потерпит и попытается отнять бдолах силой. Что из этого получится, неизвестно, но, по крайней мере, Верке и ее друзьям хуже не будет.
Если же вопреки ожиданиям аггелы и расстанутся с некоторым количеством волшебного порошка, то и в этом случае Верка ничего не проиграет. Доказав президенту свою преданность, она сможет остаться в его свите, чтобы и в дальнейшем плести интриги, а также снабжать друзей секретной информацией.
Плешаков ни разу не перебил ее, но выражение лица имел такое, словно хотел сказать: «Пой, пташечка, пой…» Когда Верка наконец умолкла, он высказал следующее резюме:
– Надеюсь, ты сама понимаешь, какую кашу сейчас заварила. Если ты просто водишь меня за нос, это очень скоро выяснится. Тогда тебе никакой бдолах не поможет. Я тебя аггелам подарю, а уж они с такими, как ты, обращаться умеют.
– Знаю, – ответила Верка. – Но от своих слов не отказываюсь, пусть даже аггелы из меня макароны по-флотски потом сделают. Сковороды подходящие, я слыхала, у них для этого имеются… Но я вас вот о чем хочу попросить. Если аггелы бдолах добром отдадут, вы меня в это дело и не вмешивайте. А вот если упираться станут, тогда и позовите. Плюну в их бесстыжие глаза…
Плешаков глянул на нее косо, как на надоедливую, чересчур разгулявшуюся собачонку, и процедил сквозь зубы:
– Уж как-нибудь без твоих советов разберемся…
Общаясь с толпой, он всегда витийствовал, скалил зубы, шутил и если не проклинал врагов, то рисовал светлые перспективы. Единичный человек, напротив, вызывал у него скуку и омерзение. Возможно, именно это качество всегда отличало птиц высокого полета от всякой мелюзги, ловящей мошкару на бреющем полете.
Не попрощавшись и даже не глянув не нее больше, Плешаков удалился – по его понятиям, величественно, а на самом деле спесиво. Верка не сомневалась, что разборка с аггелами начнется в самое ближайшее время. Плешаков был не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик. Особенно если эти дела касаются лично его.
Возможно, в ближайшем будущем Верку ждало вольготное житье лейб-медика, но пока что ее держали под замком в каком-то темном чулане и кормили, как собаку, которую и прогонять жалко, и на живодерню отправлять рано. В предназначенном для нее вареве и рыбьи кости попадались, и скорлупа орехов, и огрызки фруктов, и даже картофельная шелуха.
В промежутках между приливами и отливами сна она оттачивала доводы и контрдоводы, с помощью которых собиралась вывести аггелов на чистую воду и тем самым (простите за игру слов) очернить их в глазах Плешакова.
Верка считала, что завязанный ею узел будет распутан в течение двух-трех дней, но все случилось значительно раньше. Ее бесцеремонно разбудили, по крутой лестнице проводили наверх и, сказав: «Сиди, слушай и жди, когда тебя позовут»,
– впихнули в тесную комнатенку, одну из стен которой заменяла пыльная бархатная портьера. Кроме Верки здесь находилась еще и собака, размерами, лохматостью и красными злобными глазами напоминавшая небольшого медведя. Впрочем, к Верке собака отнеслась довольно лояльно, даже немного подвинулась, давая той возможность присесть на колченогий табурет.
За портьерой довольно ясно раздавались мужские голоса. Один, без всяких сомнений, принадлежал Плешакову. Второй Верка сразу узнать не смогла, хотя до этого где-то уже слышала.
Разговор шел о делах малозначительных. Плешаков предлагал гостю выпить, сам при этом заявляя, что компанию поддерживать не может по причине ухудшения здоровья. Гость от предложения отказывался, ссылаясь на этические мотивы.
«Позвали бы, суки, меня, – с завистью подумала Верка. – Там ведь у них, наверное, не только выпивка, но и закуска есть. А я бы за это танец живота выдала. На столе, голая, как когда-то в лучшие времена».
Впрочем, вспомнив о нынешнем состоянии своего живота, она сразу отогнала эту шальную мысль.
– Будем считать, что по всем этим вопросам мы договорились, – сказал Плешаков.
– Мы, кажется, по ним уже давно договорились, – вкрадчиво ответил гость, скорее всего кто-то из высокопоставленных аггелов (а иначе зачем бы сюда позвали Верку). – У меня создается впечатление, Федор Алексеевич, вы что-то не договариваете.
– Впечатление, в общем-то, правильное, – сказал Плешаков и умолк, слышно было только как позвякивает посуда, передвигаемая им по столу.
– Вас что-то гнетет? – скрипнуло кресло, и за шторой раздались шаги, очевидно, гость встал, чтобы размять ноги.
– Признаться, да. В свое время мы пришли к соглашению, обязывающему обе стороны быть предельно откровенными друг с другом. Я понимаю, что до некоторой степени это лишь дань дипломатическому этикету, но тем не менее…
Гость, продолжавший прогуливаться по комнате, что-то ответил, однако Верка его слов не разобрала.
– В том-то и беда, что эту весть я услышал из чужих уст, – произнес Плешаков печально. – В том-то и беда…
– Интересно, какая же весть могла так взволновать вас? – гость вернулся к столу.
– Ну не совсем весть… а скорее тайна. Тайна, которую вы тщательно скрываете от непосвященных. И я прямо скажу – правильно делаете. Но между мной и вами тайн быть не могло. Это следует, так сказать, из буквы наших договоренностей.
– Не тяните, Федор Алексеевич. Ваше время дорого мне точно так же, как и свое собственное, – в голосе гостя проскользнуло едва заметное раздражение.
– Тогда я, с вашего позволения, вам на ушко пошепчу…
– Не доверяете, значит, своим-то, – усмехнулся гость.
– Береженого Бог бережет… Или Каин, что в наших условиях одно и то же.
Верка попыталась пересесть поближе к портьере и неловко задела собаку. Та укоризненно глянула на соседку и недовольно заворчала.
– Кто это там у вас? – сразу насторожился гость.
– Собачка, – ответил Плешаков. – Преданнейшая тварь. Из породы кастильских волкодавов.
Слышно было, как он встал и направился к алькову, в котором вместе с песиком скрывалась Верка. Портьера чуть-чуть раздвинулась, и в щель влетела жареная куриная нога. Вопрос о ее адресате можно было считать спорным, но кастильский волкодав оказался проворнее. Подачка исчезла в его пасти, словно монетка в кошельке, и даже хруста не раздалось.
