Зима прочно обосновалась на пустынных землях. Небо и земля были одинаковыми, будто сделанными из металла. Идти приходилось медленно, охота, которая стала занятием Руди, была скудной. Он часами лежал в сплошном кустарнике, чтобы добыть немного мяса, к которому Ингольд редко прикасался. Он отмывал пятна крови Лохиро с плаща Ингольда и ставил заплатки. Если Ингольд все-таки ел, то только потому, что Руди заставлял его. Когда он говорил, в голосе слышалась безликая ожесточенность, граничащая с презрением. Казалось, он все больше и больше удалялся куда-то в самого себя, замуровываясь в ад вины, скорби и боли.
"А почему бы нет, - думал Руди, в мыслях возвращаясь к иллюзорно очерченному городу на берегу Западного Океана, к телу золотоволосого мага, чернеющему, как солома в пламени. - Кто поручится, что Лохиро не знал ответа? Кто скажет, что он не мог дать нам ответ, когда Дарки ушли из его сознания?.. Если, конечно, они на самом деле ушли... А что если Ингольд помог ему умереть, когда мог бы спасти, в ярости от того, что Лохиро предал их всех?"
Руди снова взглянул через костер. Ингольд неотрывно смотрел на пламя, которое стократно умножалось, отражаясь в его мрачных глазах. Он выглядел старым, опустошенным и жалким. Его длинные белые волосы развевались вокруг впалых щек и грустных глаз. Из темноты доносилось завывание койота, тонкое и безнадежное, как крик потерянной души, бродящей по сухим и голым пустыням. Покрывало из облаков лопнуло, и полная луна уставилась на них сверху из-за края тупых, похожих на сломанные зубы западных холмов.
Руди было интересно, что же видел в пламени Ингольд?
Был ли это Кво, полный теплой красоты того последнего лета, не имея понятия об ужасе, застывшем под его сердцем? Пустые глаза Лохиро? Вещи, которые могли бы случиться, если бы Ингольд вздумал послать им предупреждение о Дарках? Или Убежище, чернеющее посреди снегов под далекими и холодными звездами? А всех колдунов в мире теперь можно сосчитать буквально по пальцам одной руки.
"Ингольд, Бектис, Кара и мать Кары, - перечислил про себя Руди угрюмо, - какой же, к черту, мы имеем шанс против всех сил Тьмы? Какой шанс имеет хоть кто-нибудь?"
Не удивительно, что Ингольд напоминал странствующий призрак, молча бредущий по пустынной дороге.
Только изредка колдун поднимался, чтобы дать уроки по энергии, которые были их единственным средством общения в течение многих дней.
А его преподавание было, как все остальное, хрупким, резким и жестоким. Казалось, его мало заботило, выучил Руди что-нибудь или нет. Для него, чувствовал Руди, уроки были просто способом временного забытья: он создавал необъяснимые миражи или нарочно оборачивался в маскировочные заклинания и бросал Руди на вожжи. Два дня он держал Руди с "завязанными глазами", вынуждая его полагаться на другие чувства. Без предупреждения Ингольд вызвал ослепляющие стремительные потоки ветра и дождя, сверкающие приливы волн, с которыми Руди должен был справиться. Презрением, сарказмом и злобой он заставил молодого человека изучить самые сильные заклинания, обучил его хитрым, ужасным секретам ворожбы на воде и костях. Ингольд учил его всему. Об остальном он вовсе не утруждал себя говорить.
Экспериментируя, пальцы Руди брали аккорды - терции, квинты. Тоны арфы звучали верно.
"Арфа колдуна, - думал он, - принесенная из города колдунов. Сохранили ли заклинания, оберегающие ее от повреждений, также и ее настройку?"
Осторожно, проиграв сначала только мелодию, затем нащупывая аккорды, он подобрал самую грустную и самую прекрасную балладу Леннона и Маккартни, мыслями и телом прильнув к арфе. Его глаза устремили взгляд на огонь, звездный свет падал на его руки и струны. Музыка была чистой, прозрачной и потрясающе нежной, как звезда, отраженная в кристалле. И он ненавидел собственную неуклюжесть и невежество, считая себя недостойным такой красоты.
В пустыне снова завыли койоты - полноголосый хор в ветреную ночь. Руди поднял глаза и увидел, что Ингольд исчез. Луна уже взошла. Руди не чувствовал присутствия Дарков, равно как и других существ в пустынях камня и потрескавшейся обожженной глины, кроме тех, кто избрал это место своим домом. Че дремал на привязи.
Руди сел рядом с арфой и произвел медленную, тщательную проверку лагеря. Все было спокойно и безопасно в пределах кругов заклинаний. Посох Ингольда исчез, как и лук.
Выслеживание колдуна при звездном свете было одним из самых сложных испытаний при такой жизни. Но жестокая тренировка Ингольда окупилась сполна: Руди подобрал согнутую ветку, увидел разбросанный песок, лежащий не по направлению ветра. Это указывало на возможную нить поиска. Он пристегнул свой меч и подобрал посох, когда-то принадлежащий Лохиро-Архимагу, взявшему свои привычки из пещеры в горах, а облик и походку от земли. Руди спокойно выступил за пределы лагеря. Затем, обернувшись назад, он наложил заклинание на все снаряжение.
Миновав несколько футов, он оглянулся и не увидел никаких следов ослика, костра или поклажи.
Он продвигался сквозь ветреную темноту, как призрак. Распространяя свои чувства, как сеть, он случайно нашел следы старика: лисенок необъяснимо странно изменил направление бега, и легкая царапина осталась в пыли на скале. Он не слышал никаких звуков, не видел ничего двигающегося во всей громаде замерзших скал. Но дважды взгляд его возвращался к сгорбленной черной тени в том месте, где голые валуны разбивали серебряные жилы в пластах глины. Это нарушение порядка вещей указывало на следы Ингольда. Он не видел колдуна в этом смешавшемся в беспорядке обнажении пород скалы. Но долгая медитация дала ему способность различать жизнь и безжизненность. И однажды ветреной пустынной ночью Руди заметил очертания души Ингольда. Это было незабываемо. Тем не менее ему пришлось подойти очень близко, прежде чем он окончательно в этом убедился.
Он подкрался к Ингольду тихо, как дуновение ветра в ночи. Так он обычно подкрадывался к своим друзьям-зайцам.
К этому времени у него уже был определенный опыт охотника. Но прежде чем Руди достиг скал, он увидел, что Ингольд шевельнулся, слегка повернув голову. Глаз его сурово сверкнул в темноте. Затем колдун отвернулся снова, не заинтересовавшись.
Руди выступил из укрывающей тени:
- Ты собираешься вернуться в лагерь?
- Тебе какое дело?
Руди оперся на свой посох с наконечником-полумесяцем, раздраженный этим непреклонным высокомерием.
- Да, я хотел бы знать, не собираются ли Дарки проглотить тебя?
- Не будь глупцом. Мы скорее найдем фиалки в этой пустыне, чем встретим Дарков. Или ты не заметил?
- Я заметил, - их голоса звучали низко, только для ушей друг друга. Их тела сливались со скалой и тенью. Путник в десяти футах прошел бы мимо, ничего не увидев.
