– Можете изменить любые параметры уравнения и попытаться ещё раз.
Она так и сделала. Модифицированная программа «сработала» так же быстро, выдав новый набор ответов. Мария кисло засмеялась.
– И что мне теперь делать? Проверить всё это, пересчитав в уме? Вы можете выводить на экран любую ерунду, разницы я всё равно не пойму. А если я напишу новую программу, чтобы проверить результаты, вы сможете подделать и её результаты. Вы же полностью контролируете эту среду, не так ли? Так что я не могу доверять ничему. Что бы я ни сделала, чтобы проверить ваши утверждения, вы сможете вмешаться и переиначить всё по-своему. Для этого вам и понадобился мой файл с самого начала? Чтобы можно было запереть меня здесь и бомбардировать враньём, «доказав» наконец ваши идеи хоть кому-то?
– Вы ведёте себя как параноик.
– Неужели? Ну, вы тут специалист.
Мария оглядела свою роскошную тюремную камеру. Слабый ветерок шевелил красные бархатные шторы. Выскользнув из кровати, она пересекла комнату, не обращая на Дарэма внимания. Чем дольше она с ним спорила, тем сложнее было опасаться с его стороны физического нападения. Он выбрал свою форму пытки и будет её придерживаться.
Окно выходило на целый лес блистающих башен – несомненно, обработанный по всем законам оптики, но всё-таки слишком правильный, чтобы оказаться реальностью… как какой-нибудь экспрессионистский фильм 1920-х годов. Мария видела наброски – это действительно был Город Перестановок, на какой бы аппаратуре он сейчас ни работал. Она посмотрела вниз. Они находились на высоте семидесяти – восьмидесяти этажей, улица была почти не видна, зато немногим ниже окна и метрах в десяти правее к соседнему зданию протянулся мостик, и можно было видеть граждан-марионеток, весело переговаривавшихся, направляясь группами по двое и по трое по своим воображаемым делам. Всё выглядело дорогостоящим, но за счёт замедления можно приобрести немало субъективной вычислительной мощности, если вас устроит такой обмен. «Сколько же времени прошло во внешнем мире? Годы? Десятилетия?»
Смогла ли она спасти Франческу?
– Вы думаете, я похитил ваш файл и устроил весь этот город исключительно ради удовольствия вас обмануть?
– Это простейшее объяснение.
– Оно смехотворно, и вы это знаете. Простите, я знал, что вам будет тяжело. Но я пошёл на это не с лёгким сердцем. Прошло семь тысяч лет, мне хватило времени всё обдумать.
Мария молниеносно развернулась к нему лицом.
– Перестаньте мне врать!
Дарэм воздел руки жестом, выражавшим раскаяние и нетерпение.
– Мария… вы во вселенной ТНЦ. Запуск сработал, гипотеза пыли подтвердилась. Это факт, и вам лучше бы с ним смириться, потому что вы теперь – часть общества, которое живёт с этим не одну тысячу лет.
Знаю, я говорил, что разбужу вас, если планета Ламберт не сработает и если вы нам понадобитесь, чтобы доделать зародыш биосферы. Ладно, насчёт этого я нарушил слово. Но… давать такое обещание было неправильно. Планета Ламберт не подвела, она преуспела так, что вам и не снилось. Как я мог дать вам это проспать?
В воздухе перед ней появилось окно интерфейса, демонстрирующее в полусвете бело-голубой мир.
– Не думаю, что континенты покажутся вам знакомы. Мы предоставили «Автоверсуму» большие ресурсы, и прошедшие для большинства из нас семь тысяч лет равнялись трём миллиардам для планеты Ламберт.
– Вы напрасно тратите время, – ровно произнесла Мария. – Что бы вы мне ни показали, это не изменит моё мнение.
Но она продолжала смотреть на планету как зачарованная, а Дарэм тем временем увеличил изображение.
Они прошли сквозь облачный слой над восточным побережьем крупного гористого острова, одного из многих в целом архипелаге, охватившем экватор. Голая каменная поверхность пиков была охристого цвета – такой минерал в проект она не включала. Но время и геохимия могли подбросить кое-что новенькое. Растительность, покрывавшая остальную часть острова почти сплошь, до самой кромки воды, имела сине-зелёный окрас. По мере того как точка обзора снижалась и становились различимы детали текстуры, Мария различила «кусты» и «травы», даже отдалённо не похожие на земные деревья.
Дарэм достиг нулевой высоты на лугу, вдали от берега – в нескольких сотнях метров, согласно масштабной линейке в нижней части изображения, – и то, о чём она могла догадываться по приметам ландшафта, внезапно подтвердилось. Несомое ветром над травой облачко какого-то мусора – семена, что ли? – оказалось роем блестящих чёрных «насекомых». Дарэм остановил изображение, затем приблизил одно из созданий.
По земным понятиям, это было не насекомое: не шесть ножек, а четыре, и тельце отчётливо делилось на пять сегментов: головка, затем секции с передними лапками, крыльями, задними лапками и хвостом. Дарэм, шевеля пальцами, повернул изображение. Головка была тупоконечной, приплюснутой, с парой крупных глаз – если то были глаза: блестящие синеватые диски без выраженной структуры. Остальную часть головы покрывали тонкие волоски, расположенные сложным симметричным узором, напомнившим Марии татуировки на лицах маори. Органы восприятия вибрации… или запаха?
– Очень мило, но про рот вы забыли, – объявила она.
– Пищу они вкладывают в углубление прямо под крыльями, – Дарэм развернул тельце насекомого, чтобы это продемонстрировать. – Еда цепляется за эти щетинки и разлагается выделяемыми ферментами. Может показаться, что она должна выпадать, но не выпадает – пока они не закончат переваривание и всасывание питательных веществ, а потом белки в щетинках меняют конформацию, и адгезия отключается. Весь их желудок – не что иное, как эти липкие капельки, открытые всем ветрам.
– Могли бы придумать и что-нибудь поправдоподобнее.
Дарэм рассмеялся.
– Вот именно.
Единственная пара крылышек, полупрозрачных и коричневатых, выглядела так, словно они состояли из того же вещества, что и экзоскелет. Каждая из четырёх лапок имела одно сочленение и оканчивалась чем-то вроде пёрышек. На хвостовом сегменте имелись буро-чёрные отметины, напоминающие середину мишени, только без «яблочка» в центре; из нижней части ободка торчала тёмная трубка с игольно-острым концом.
– У ламбертиан диплоидный хромосомный набор, но только один пол. Любые двое из них могут вводить ДНК, один за другим, в определённые типы растительных клеток; их гены захватывают клетку и превращают её в нечто среднее между цистой и яйцом. Обычно они выбирают определённое место на стеблях некоторых видов кустов. Не знаю, можно назвать это паразитизмом или просто строительством гнезда на молекулярном уровне. Растение питает эмбрион и после процесса остаётся вполне здоровым, а когда молодь вылупляется, она отвечает услугой на услугу, распространяя семена. Миллиард лет назад предки этих живых существ позаимствовали некоторые механизмы контроля у поражавшего растения вируса. Подобных этому видов генетического обмена здесь много, царства живой природы биохимически гораздо ближе, чем на Земле.
