– ПАКС ТЕЛЕМАНУС! ПАКС ТЕЛЕМАНУС!
Одержимый яростью минотавр неотвратимо надвигается на толпу, раскидывая противников налево и направо. Они валятся наземь, словно сжатые снопы. Следом в ворота вливается мое волчье войско, оглашая крепость зловещим воем. В памяти бойцов навеки отпечатался тот день, когда упыри Севро выскакивали из конских животов под эти звуки, заставлявшие трепетать сердца врагов, и теперь им самим не терпится ввязаться в драку и покрыть себя славой. Голос Пакса продолжает греметь впереди. Он выкрикивает свое и мое имя, в одиночку расчищая путь остальной армии. Хватает одного из противников за ногу и орудует им, как второй дубиной. Виргиния стремительной валькирией носится по двору с золотым штандартом, превращая побежденных в рабов.
Через пять минут цитадель с запасами зерна и хлебными печами у нас в руках. Запираем ворота, испуская последний, победный вой, и закатываем долгожданный пир.
Рабы из братства Дианы, принимавшие участие в штурме, получают свободу. Я поздравляю их по очереди, обмениваясь шутками с каждым. Тактус сидит верхом на пленном, заплетая ему волосы в девчоночьи косички. Толкаю в плечо, велю слезть, но он сердито отбрасывает мою руку:
– Отстань!
– Что ты сказал? – рычу я.
Он вскакивает, задирая длинный нос к моему подбородку, и шипит:
– Послушай, громила, я из дома Валии! Моя благородная кровь восходит к временам Покорения. Я могу купить тебя со всеми потрохами на одни свои карманные деньги. Игра игрой, но не смей унижать меня перед другими, ты, принц школьного двора! – и продолжает уже громко, чтобы слышали все: – Я делаю все, что хочу, потому что брал для тебя эту крепость и ночевал в брюхе убитой лошади, когда брали Минерву! Могу я наконец поразвлечься?
Я наклоняюсь ближе:
– Благородная, говоришь?
– Да, а что?
– Вот и наглотаешься ее по самые уши.
– Право сильного, – фыркает он и отворачивается.
Подавив свой гнев и немного успокоившись, продолжаю беседовать с новыми бойцами. Обещаю, что, надев волчью форму, никто больше не окажется в рабстве, но любой может хоть сейчас покинуть мою армию. Желающих уйти, как и ожидалось, не находится. Каждый хочет быть среди победителей, но подчиняться эти гордые юнцы станут, только если почувствуют, что я их искренне ценю и не строю из себя абсолютного владыку. В этом их еще надо убедить. Стараюсь уделить внимание каждому, ищу, за что похвалить. Такое запоминается на всю жизнь.
Даже если я явлюсь во главе миллионной армии озверевших шахтеров и разнесу их Сообщество в пух и прах, они расскажут своим детям и внукам, как сам Дэрроу из братства Марса хлопал их по плечу.
Побежденные защитники Цереры изумленно таращат глаза, силясь понять, что происходит. Почему от Марса больше никого нет? Кто разрешил освобождать рабов? Когда Виргиния делает их рабами Минервы, они вообще перестают что-либо понимать.
– Возьмите со мной еще одну крепость, и тоже получите свободу, – обещаю я, разглядывая пленных. Бойцы из них пока никакие – рыхлые тела, дряблые мышцы. Хлебная диета дает себя знать. – Небось, соскучились по доброму мясцу? Вижу-вижу. – Не беда, запас дичи у нас достаточный, поделимся.
Здешних рабов освобождаем сразу. Их совсем немного, в основном из Марса и Юноны. Новые правила игры их тоже удивляют, но нежданная свобода после месяцев изнурительного труда у хлебопекарных печей помогает забыть о странностях.
Удачный день заканчивается неприятностями. Вскидываюсь, не успев проспать и часа, ощутив руку Виргинии на своей ноге. Чувствую себя неловко, предполагая иную причину ее прихода, но оказывается, просто есть новости, причем такие, которых я надеялся больше никогда не услышать.
Вопреки моему строгому запрету, Тактус попытался затащить к себе в постель рабыню. Его застала Милия, и лишь вмешательство Виргинии не дало ей нарезать охальника на мелкие кусочки. Шум поднялся до небес.
– Плохо дело, – качает головой Виргиния. – Вся Диана похватала мечи и грозится отбить его у Милии и Пакса.
– С ума сошли, – усмехаюсь я. – Готовы иметь дело с Паксом?
– Представь себе.
– Мне надо одеться.
– Буду ждать.
Через две минуты встречаемся в штабном зале Цереры, где на столе уже вырезан мой серп, и куда искуснее, чем сделал бы я сам.
– Ну что? – спрашиваю, плюхаясь на стул напротив Виргинии. Сидим вдвоем. Как жаль, что нет с нами Рока, Куинн, даже Кассия, а особенно Севро.
– Когда этим занимался Титус, ты говорил, помнится, что законы устанавливает тот, у кого власть. Тогда ты приговорил преступника к смерти, а что сейчас? Этот слишком полезен?
Виргиния уверена, что Тактус получит помилование. Однако, к ее удивлению, я качаю головой:
– Он заплатит за свой поступок.
Она возмущенно соглашается:
– Просто уму непостижимо! Аурей должен быть выше, – ее палец выводит в воздухе иронические кавычки, – «низменных страстей, которые порабощают низшие касты».
– Тут не в страстях дело, – хмыкаю я, – а в борьбе за власть.
– Тактус происходит из дома Валии! Их роду сотни лет. Какой еще власти не хватает этому уроду?
– Власти надо мной. Он нарушил мой запрет, чтобы доказать свое превосходство.
– Значит, он такой же дикарь, как Титус!
– Дикарь-то дикарь, кто спорит, но это тактический ход.
– Вот же хитрая сволочь! И как теперь выкручиваться?
Я хлопаю ладонью по столу:
– Черт, не люблю, когда меня дергают за ниточки!
– Так или иначе, все равно проигрыш, – кивает Виргиния. – В любом случае кто-то будет недоволен. Придется выбирать меньшее из зол.
– А как насчет правосудия?
Виргиния поднимает брови:
– А как насчет победы? Разве не это самое главное?
– Издеваешься?
– Нет, проверяю, – смеется она.
Я хмуро качаю пальцем:
– Тактус убил Тамару, своего примаса. Подрезал подпругу, чтобы ее затоптали. За свою злобу он заслуживает любого наказания.
Виргиния разводит руками:
– Выждал удобный момент и ударил. Каждый за себя.
– Великолепно, – кривлюсь я.
Наклонив голову, она внимательно изучает мое лицо:
– Странно…
– Что странно?
– Я ошибалась в тебе.
– А я не ошибаюсь в Тактусе? Может, его и впрямь не за что наказывать? Просто воспользовался ситуацией, согласно правилам игры, как он их понимает.
– Их никто толком не понимает.
Она откидывается на спинку стула, кладя ноги на стол. Золотые пряди волос струятся по плечам. Задумчивые глаза отражают пляшущее в камине пламя. Когда Виргиния улыбается, я способен забыть даже старых друзей.
– Не понимает, потому что правил нет, – объясняет она. – Точнее, они у каждого свои, как и в жизни. Для одних важнее всего честь, для других – буква закона, для третьих – что-то еще. Однако в конечном счете тот, кто травит других, сам умирает от яда.
