— Я пошёл за лазером, — ответил ему Генри, никак не прокомментировав последнее утверждение Келли.
* * *
Эргвин смотрел на чуждое существо, схематично изобразившее структуру атома водорода.
«Оно разумно и пытается наладить общение, вызвать меня на контакт…»
Он поначалу принял его за мнемоклона, но повторное сканирование опровергло данное заблуждение. Существо состояло из живой плоти, поверх которой было надето некоторое количество электронных и механических приспособлений.
Эргвина внезапно захлестнула тоска.
Он понял многое, внешний вид этого существа и жалкое состояние тюремного блока, предназначенного для формирования энзиклонов, немо свидетельствовали о том, что его цивилизация канула в небытие, а на её место пришли другие разумные формы.
Мысль о глобальном одиночестве затмила рассудок, ему казалось ужасным собственное положение — один, да к тому же заключённый в механическую оболочку энзиклона, что он будет делать дальше? Неужели его цивилизация больше не существует?
«Как это могло случиться?» — задавал Эргвин себе вопрос, на который не было ответа.
Существо закончило тревожить прах времён и подняло голову, наблюдая за его реакцией.
«Что ответить ему? Повторить рисунок?»
Эргвин вдруг понял, что не хочет идти на контакт. Более того, он испытал неприязнь к иному созданию, которое вырвало его из безвременья, накачав непритязательные системы тандемной камеры излучением своих приборов.
И всё же, откуда оно взялось?
Мысль пробилась в оцепеневший рассудок, подталкивая разум к действию, поиску; хотел того Эргвин или нет, но он уже очнулся, и жизнь продолжалась, вопреки его субъективному состоянию.
Внезапно и болезненно вспомнились годы отчаянной борьбы против политики мнемоклонов, стремившихся превратить цивилизацию в бессметные, но бездушные кибернетические организмы, способные жить вечно, не ощущая ничего, кроме рациональности тех или иных поступков.
Заманчивая, привлекательная идея для масс, в большинстве своём не задумывающихся о последствиях. Им было важно получить бессмертие, а что станет потом, через двести-триста лет, по большому счёту не волновало никого, кроме горстки трезвомыслящих учёных и их последователей.
«Откуда он взялся? Где эволюционировала его цивилизация?» — вновь вернулись животрепещущие вопросы, и вдруг, раздвигая границы времени, из бездны прошлого пришёл голос старого учителя, посвящающего юного Эргвина в сокровенные тайны бытия, поясняющие смысл той борьбы, которую вела между собой расколовшаяся надвое цивилизация.
Он вспомнил всё, о чём говорил учитель, дословно, ибо память Эргвина, благодаря трансформации, теперь обладала особым свойством: он с удивлением понял, что с лёгкостью может воспроизвести все подробности происходивших с ним событий.
Жизнь во Вселенной может зародиться лишь раз.
Наше мироздание подчинено чётким законам, которые едины для всей материи и пространства, сколь бы необозримым оно ни казалось.
Изучая распределение реликтового водорода в доступных областях космоса, сравнивая полученную картину с фоновым излучением, которое несёт в себе фотографический отпечаток распределения вещества в первые астрономические секунды существования Вселенной, мы пришли к пониманию общей сути процесса.
Вселенная пульсирует. Из точки сингулярности, где всё вещество находится в сверхплотном раскалённом до невообразимых величин состоянии, она начинает взрывообразно расширяться, разлетаясь плотными, горячими туманностями, из вещества которых, под воздействием сил гравитации, постепенно образуются первые звёзды.
Конечно, описанный процесс сильно утрирован, но сейчас более важным кажется не детальное рассмотрение его стадий, а сам принцип. Вселенная не может расширяться бесконечно. Когда вещество пройдёт все стадии возможного термоядерного синтеза, оно начнёт остывать, постепенно совершая обратное движение: не разбегаясь, как молодые, горячие, новорождённые галактики, а наоборот, сжимаясь, коллапсируя в одну точку, чтобы снова уплотниться в сингулярность и послужить материалом для нового Большого Взрыва.
Вселенная мертва. Следуя расчётам, связанным с теорией вероятности, приходится признать, что возникновение условий, когда из неживой материи, при сочетании благоприятных факторов, вероятен случайный синтез примитивных органических соединений, способных усложняться, самосовершенствоваться, то есть — эволюционировать, возможно один раз на 18–20 миллионов пульсаций мёртвой Вселенной.
Думать об этом по меньшей мере грустно и… страшно.
Мы — чудо, уникум, но сколь ни долог будет наш путь развития, в конце концов, физические законы развития Вселенной предполагают, что нам суждено пережить свой закат и в конечном итоге — исчезнуть.
Но до коллапса мироздания ещё миллиарды лет. Ими можно пренебречь… пока. Тем более что есть два аспекта современного бытия, которые уже сегодня становятся неодолимым препятствием для дальнейшего развития.
Во-первых, нас окружает мёртвый космос. Повторю: жизнь — это чудо. Невероятное сочетание факторов, ведущее к возникновению органики, возможно один раз на биллионы биллионов лет. Во всём обозримом и недоступном взгляду пространстве более нет ни одной звёздной системы с живой саморазвивающейся органикой.
Во-вторых, мы не привыкли беречь то, что имеем. Миллионы лет мы росли, развивались, не ведая о своём одиночестве, не думая о конечности всего сущего. Мы сначала износили, а теперь и изнасиловали свою собственную планету, превратив её в пустую изгрызенную нами скорлупу.
Какой вывод следует сделать из этого?
Только один, но самый важный.
Жизнь нужно сохранить и преумножить, несмотря ни на что.
Благо у нас есть куда двигаться — ещё один мир нашей родной Солнечной системы обладает жизнью. Чуть позже я объясню этот феномен, но сейчас нужно думать лишь об одном — как повести себя, чтобы не разрушить единственный во Вселенной заповедник, а взять с его поверхности горсть жизни и рассеять её во мрак, инфицировав органикой миллиарды световых лет пустоты…
Голос учителя бился в возрождённом сознании Эргвина, толкая его к неизбежному выводу — за прошедшие миллионы лет жизнь успела пройти свой эволюционный путь на третьей планете системы, о которой так часто упоминал учитель. Значит, перед ним представитель молодой цивилизации, только ступившей на путь освоения космического пространства. В таком случае он должен знать, что случилось с народом Эргвина.
Механический палец Эргвина потянулся к полу отсека, вычерчивая на покрывающей его желтоватой плёнке ответную схему…
