– И ты думаешь, что письмо гептаподов устроено именно таким образом?
– Да – учитывая все, что я знаю на сегодняшний день. Это не пиктографическое[63] письмо, оно намного сложнее. Здесь есть своя система правил для создания предложений, нечто вроде визуального синтаксиса, не совпадающего с синтаксическими правилами устной речи.
– Визуальный синтаксис?.. И ты можешь показать мне на примерах?
– Конечно.
Я села за компьютер, открыла фрейм из вчерашней беседы со Свистуном и повернула монитор так, чтобы Гэри было удобно смотреть.
– В их разговорном языке существительное имеет падежный маркер, который указывает, субъект это или объект. А в их письменном языке существительное определяется как субъект либо объект по положению его логограммы относительно логограммы глагола. Взгляни сюда. – Я указала на одну из фигур. – Если ГЕПТАПОД объединяется с глаголом СЛЫШАТЬ посредством вот таких параллельных штрихов, то это означает: ГЕПТАПОД СЛЫШИТ. А когда они объединены вот так, – я указала на другую фигуру, – с помощью вертикальных штрихов, получается: ГЕПТАПОДА СЛЫШАТ. Эта модель применяется к нескольким глаголам… А вот и другой пример. – Я вызвала очередной фрейм. – Приблизительное значение этой логограммы – СЛЫШАТЬ ЛЕГКО/ЯСНО. Видишь здесь общие элементы с логограммой СЛЫШАТЬ? Хорошо. Ты можешь присоединить эту новую логограмму к логограмме ГЕПТАПОД двумя способами, которые я тебе показала, и получить высказывания ГЕПТАПОД ЯСНО СЛЫШИТ и ГЕПТАПОДА ЯСНО СЛЫШАТ. Но вот что интересно: чем, по-твоему, отличается логограмма СЛЫШАТЬ ЯСНО от просто СЛЫШАТЬ?
Гэри внимательно вгляделся и кивнул.
– Похоже, они выражают идею «ясности» изменением изгиба вон тех штрихов в середине.
– Совершенно верно. И эта модуляция применяется к множеству глаголов: видеть, читать, писать и так далее. Однако изменение кривизны завитков не имеет параллели в их речи! В разговорном языке идея «ясности» выражается глагольным префиксом, то есть приставкой, и эти префиксы у «слышать», «видеть» и «читать» различны. Есть еще примеры, но, думаю, ты уже ухватил идею. Это, несомненно, двумерная визуальная грамматика.
Гэри принялся задумчиво расхаживать по кабинету.
– Скажи-ка… Существует ли что-либо подобное в человеческих системах письма?
– А как же! Математические уравнения, например. Системы нотации[64] для музыки и танцев. Есть и другие, но все они узко специализированы, мы не смогли бы записать с их помощью нашу беседу. А вот письмо гептаподов, подозреваю, позволяет это сделать… Если бы мы знали его лучше! Словом, я считаю, что мы имеем дело с великолепно развитым универсальным графическим языком.
Гэри нахмурился.
– Ты хочешь сказать, что письменная система гептаподов – самостоятельный язык, отличный от разговорного?
– Именно так! Для точности назовем его Гептаподом Б – в отличие от звукового Гептапода А.
– Погоди, не торопись. К чему два языка, когда достаточно одного? И зачем писать не то, что слышишь? Это лишь затрудняет обучение.
– Ты намекаешь на английскую орфографию?[65] – невинно осведомилась я. – Боюсь, простота обучения не является главной движущей силой языковой эволюции. Что касается гептаподов, то у них письмо и речь могут играть настолько различные роли в культуре или познании, что иметь два разных языка намного проще и разумнее, чем использовать два специальных варианта одного-единственного. Гэри обдумал мои слова.
– Кажется, понимаю. Должно быть, гептаподы считают нашу письменную речь избыточной, поскольку она лишь повторение первой, разговорной, и мы таким образом теряем второй коммуникационный канал.
– Да, это весьма вероятно. Если мы выясним, для чего они используют письменный язык, то многое о них узнаем.
– Я понимаю так, что письмо гептаподов не поможет нам выучить их разговорный язык?
Я вздохнула.
– Очевидно. Но я не думаю, что следовало бы игнорировать язык А или Б, нам нужен общий подход. Кстати, – я указала на экран монитора, – могу поклясться, что изучение двумерной грамматики окажет тебе неоценимую помощь, когда дело дойдет до их математической нотации.
– Да, полагаю, ты права. А что, мы уже готовы побеседовать на математические темы?
– Пока еще нет. Сперва мы должны разобраться в их системе письма, а уж потом перейдем к другим проблемам.
На лице Гэри изобразилось такое разочарование, что я невольно улыбнулась.
– Терпение, мой добрый сэр, терпение! Не есть ли это наивысшая из добродетелей?
* * *
Тебе будет шесть лет, когда твой отец поедет на научную конференцию на Гавайях и возьмет нас с собой. Вне себя от восторга, ты начнешь готовиться к путешествию за много дней, задавая мне кучу вопросов о вулканах, кокосах и серфинге, и будешь тщательно репетировать перед зеркалом восхитительный танец хула-хула. Ты набьешь свой чемоданчик платьями и игрушками, которые пожелаешь взять с собой, а потом начнешь таскать чемодан по дому, выясняя, как далеко сможешь его унести. Наконец ты спросишь у меня, не положу ли я твою любимую настольную игру в свою сумку, потому что в чемодане уже нет места, а без нее ты просто никак не можешь.
– Ты набрала слишком много вещей, – скажу я. – Там будет столько интересного, что тебе не хватит времени на игры.
Ты глубоко задумаешься, на твоем нахмуренном лбу возникнут две ямочки, прямо над бровями. В конце концов ты согласишься выгрузить из чемодана часть игрушек, но нетерпение твое только возрастет, и ты капризно захнычешь:
– Я хочу поехать на Гавайи прямо сейчас!
– Иногда очень полезно подождать, – скажу я. – Тем больше удовольствия можно получить потом.
Но ты лишь сердито надуешь губы.
В своем очередном рапорте я сообщила полковнику Веберу о неадекватности изначального термина «логограмма», который по определению предполагает, что каждое графическое изображение соответствует звучащему слову, в то время как на деле графемы гептаподов не имеют ничего общего с нашим понятием о словах. Мне не хотелось использовать термин «идеограмма» по причине неоднозначного употребления в прошлом, и вместо него я предложила термин «семаграмма».[66]
Как выяснилось, семаграмма отдаленно соответствовала письменному слову в человеческих языках: она имела собственное значение и в комбинации с другими семаграммами могла участвовать в формировании высказываний неограниченной длины. Мы не смогли дать ей абсолютно точное определение; впрочем, никому еще не удалось удовлетворительно определить хорошо знакомое человеческое слово.