Когда ее потом забрали медики, обнаружились страшные вещи. Мама не хотела, чтобы я слышал, когда отец рассказывал, но об этом говорили все. Ее насиловали, а потом жгли огнем в разных местах. И еще, почти отрезали кусок от груди, сломали ребро и два пальца. Выбили половину зубов. Выступал врач и сказал, что это чудо, как она вырвалась с такой дозой наркотика в крови. Но Элинор могла бы выжить. В нее попали три пули. Две выпустил преступник, но одну — кто-то из стрелков.
А насильники тут же помчались к лесу. Потому что кто-то крикнул: «Не стрелять!» Все получилось наоборот и не вовремя. Спустя несколько минут по их следам пустили собак, но опять вышла осечка. Потому что бандиты успели добежать до шоссе и нашли там машину, что любезно предоставила полиция. Им фантастически везло, но так бывает. Мама назвала это роковой случайностью. Я спросил ее тогда:
— Ты говорила, что когда кому-то везет, это от добрых духов. Значит, добрые духи гор помогают плохим людям?
Если бы они выскочили на дорогу сорока ярдами ближе или дальше, то их успели бы догнать. Но они выскочили прямо к машине. И уехали. Правда, недалеко, но собаки потеряли след. Они проехали милю и увидели впереди заграждение. Тогда они вернулись немного назад, к руслу Малинового ручья, и опять устремились в лес. На сей раз в нашу сторону.
И Уэбли, и Харрисон, и даже непьющий Марти вечером собрались в баре «У Винсента», там, где обычно все собираются. Они пили весь вечер, но не могли опьянеть, потому что все видели, что стало с девушкой. А старик Уэбли сказал, что помнит войну, но не помнит, чтобы кто-нибудь так кричал, как кричала Катрин Риган, мать убитой. А папа приехал домой,
Я не помню, чтобы он пил крепкое спиртное. Но в тот вечер от него пахло виски. Он приехал, но не стал заходить внутрь, сел на крыльце и ждал. Мама пыталась его позвать, но он отказался. Тогда она накинула куртку и тоже вышла к нему, а мне велела идти спать. Но я все слышал.
— Они перекрыли местное шоссе, но не смогут остановить движение на магистрали. Б фургоне лежала карта, мерзавцы теперь ориентируются на местности.
Мама ничего не ответила, она обнимала отца и сидела очень тихо. Я знал, о чем они оба думали. Если насильники хорошо ориентировались по карте, то за ночь они вполне могли добраться по воде до третьей дороги, а оттуда рукой подать до магистрали.
— Звонил Дрю и твой дядя, — почти шепотом, отвернувшись в сторону, сказала мама.
— Вот как? — переспросил папа, и еще сильнее сгорбился.
— А ребенок спросил меня, почему высшие силы не вмешиваются.
— И что ты ему ответила?
— А что я могу ответить? Иногда я тоже начинаю верить, что миром правит зло. Я сказала Бернару, что если бы высшие силы не любили нас, они бы давно наслали смерть на все человечество…
— Это общая проблема религий. Все положительные события, например восход солнца, люди приписывают доброму Богу. А стоит случиться неприятности, начинают стенать, что Бог их оставил. Затевают массовые бойни, а после бьются лбами о ступени храмов… — Папа протянул руку, и на ладонь ему спикировали наши дрозды, что жили под крышей сарая. — Смотри! Бог, если он существует, ежедневно показывает им, как надо жить. Достаточно выйти из машины на опушке и оглянуться, чтобы все стало понятно. Разве не так?
— Так, милый… — Мама плотнее прижалась к папиному плечу. Дрозды склевывали хлебные крошки.
— Даже не ежедневно, — задумчиво продолжал папа. — Духи каждую минуту дарят свою доброту, но людям мало. Они хотят, чтобы кто-то двигал за них руками и разевал за них рот. Они истребляют друг друга миллионами, а потом друг друга же и спрашивают: «Где же был Бог?! Как же так? Как же Бог позволил случиться такому беззаконию?» А что остается Богу? Ты права — прихлопнуть всех нас, одним махом…
Я отложил учебник. Я не мог читать, а смотрел сквозь щелочку жалюзи на папину гриву. В его волосах появились седые нити. Он так и не поинтересовался, что сказали по телефону родичи. И так все понятно.
— Ты права, — повторил отец, хотя мама не произнесла больше ни слова.
Он поднялся и пошел вниз, за болотный луг. Я видел, как он спускается, обходя кусты. Тонкая гибкая фигура. Там, где он ступал, не падала ни одна травинка. Собаки увязались за ним, но папа отослал их домой. Он отправился тянуть силу из деревьев.
Солнечный свет не успел растаять за холмом, когда я почувствовал, что дальше не могу читать учебник. У меня разболелись уши и начала чесаться спина.
Потому что папа, не дожидаясь темноты, вызвал Капризулю.
Глава 33
РОБИНС НАХОДИТ ВИНОВАТЫХ
Дядя Эвальд. Он на самом деле дядя не мне, а моему папе. А для меня он двоюродный дед. Он говорит, что такие, как Капризуля, они потенциальные убийцы. Это значит, что Капризуля бросится на человека, если случится что-то необычное. Или сильный голод, или если зверя загонят в угол. Чтобы он напал сытый, он должен получить кровавый приказ. Есть люди, которые считают всех зубастых зверей убийцами, но это совсем не так. Любой хищник сторонится человека, даже голодный. У них в крови страх перед людьми. Я говорю о людях, а не о Добрых Соседях.
У Фэйри со зверями договор. Мама так говорит. Когда я был малышом, я представлял договор в виде длинного растрепанного свитка, покрытого непонятными письменами. И в конце свитка, если развернуть, слева стоят подписи Отцов первых семей, а справа — оттиски звериных лап. Лет до семи я всерьез верил в сказочный договор и горько плакал, когда братья Дрю насмехались над моей верой. Но папа посадил меня на колени и сказал, что я зря горюю. Договор существует, и совсем неважно, что его нет на бумаге.
Договор существует с тех пор, как появились Фэйри. И самым важным в договоре было то, что и принесло потом гибель. Самыми важными были условия, на которые согласились все, кроме обычных людей.
Нельзя плодить себе подобных больше, чем это необходимо для поддержания рода.
Нельзя плодить себе подобных больше, чем это позволяют угодья и водоемы.
Нельзя плодить себе подобных больше, чем можешь воспитать в честных традициях.
Обычные сделали вид, что согласились, а затем принялись размножаться. И чем больше их становилось, тем меньше пространства они оставляли другим. Они плодились и бросали своих детей в голоде и болезнях. Они плодились, не задумываясь, хватит ли еды. Что касается воспитания в честных традициях… Дядя Эвальд говорит, что если ненависть к другим расам можно назвать устойчивой традицией, то с воспитанием детей у человечества все в порядке.
