– Значит, будем разыскивать, чей ты перерожденец, Лев Христофорович, – нашелся Удалов.
– Ах, оставь, Корнелий, – отмахнулся профессор.
– Почему же, ты личность известная, можно сказать, гениальная.
– Это все в прошлом.
– А мы прошлым и интересуемся.
– Нет-нет, от меня проку не будет, – взъярился профессор.
– Но может быть, ты перерожденец самого Леонардо да Винчи! У меня на этот счет почти нет сомнений, если не считать шишки.
И Удалов не без лукавства, хотя и безобидного, указал на небольшую шишку, которая испокон веку виднелась над правым ухом профессора.
– Я тебя не понял, – насторожился профессор.
– В это самое место, как говорит наука, – ответил Удалов, – Исааку Ньютону угодило яблоком.
Минц попытался рассмеяться, но получилось неубедительно. И Корнелий понял, что себя профессор Минц проверять на перерожденчество не станет. А если и станет, то тайком от общественности. Потому что после неудачной шутки Корнелия Минцем овладел ужас: а вдруг он – перерожденец какого-то совершенно неизвестного и даже неинтересного человека, как бы подкидыш Истории?
– А вот какая проблема меня волнует, – сказал неожиданно Минц, – так это будущее родного нашего городка.
Удалов даже рот открыл от удивления. Будущее родного городка к проблеме перерожденцев отношения вроде бы не имело.
– Удалов, Удалов! – вздохнул профессор. – Несмотря на твои подвиги и жизненный опыт, дальше собственного носа ты посмотреть не в состоянии. А я мыслю масштабно. Меня сейчас не интересует, кем были в прежней жизни Франсуа Миттеран или Алла Пугачева. Это банально. Мне не столь важно, падало ли яблоко на голову мне или другому Ньютону. Это тоже лежит на поверхности. Это подобно старой детской шутке.
– Какой?
– Назови часть лица.
– Нос.
– Поэт?
– Пушкин.
– Девяносто шесть процентов людей отвечают точно так же – берут то, что лежит на поверхности мозга, и предлагают человечеству. Моя же гениальность заключается в том, чтобы отыскать новые пути.
– И сказать «ухо» и «Лермонтов»? – спросил Удалов.
– Нет, голубчик. Чтобы сказать «бровь» и «Сафо».
Тут Удалову пришлось сложить оружие, потому что он не знал, кто такой Сафо.
– Каждое изобретение, – продолжал Минц, расхаживая по тесному кабинету, заложив руки за спину и выпятив и без того круглый живот, – должно служить человечеству. И если мы с тобой сейчас увидим в этом приборе, что я перерожденец Ломоносова, это ничего нового никому не даст. Я и без того известный ученый. Однако если нам удастся заглянуть в прошлое товарища Усищева, то это может спасти наш город.
– Конечно, – прошептал Удалов и кинул опасливый взгляд на окно.
Для тех, кто не в курсе, можно пояснить, что до выборов в Великом Гусляре оставалось шесть дней. А на власть в городе претендовал некто Усищев – существо, рожденное новой жизнью, возникшее в городе неизвестно откуда в качестве владельца ларька у базара, затем проникшее в городскую управу, а потом оказавшееся во главе «Гуслярнеустройбанка», основателями которого стали некоторые из отцов и матерей города, а вкладчиками – обитатели. Собрав все деньги, Усищев заявил, что расплачиваться не в состоянии ввиду антинародной политики московского правительства в Боснии и Герцеговине. Народ Гусляра сильно шумел и писал на Усищева письма в разные инстанции. Но местные инстанции в большинстве случаев свои деньги не потеряли, а возместили их с прибылью, что же касается горожан попроще, то Усищев придумал для них достойное развлечение. Он доступно объяснил народу по радио, что во всем виноваты демократы и, когда мы с ними окончательно расправимся, доходы всех жителей Гусляра утроятся. И все на радостях забыли о том, что их доходы лежат в сейфе у товарища Усищева.
Как и в каждом русском сообществе, не все дружно выступали за то, чтобы Усищев стал господином Великого Гусляра. Некоторые даже возмущались и называли его жуликом. Так что товарищу Усищеву пришлось выписать охрану из подмосковных Люберец, чтобы оградить себя от демократического террора, а кроме того – перетянуть на свою сторону городскую милицию, обещав построить для милиционеров плавательный бассейн, а для их детей школу фигурного катания. Не говоря уж о материальной поддержке. К тому же в город прибыли, но пока затаились шестнадцать воров в законе кавказской национальности, которые должны были помочь в день выборов, чтобы не допустить к урнам провокаторов.
Усищев конечно же не шутил. Корреспондент «Гуслярского знамени» Миша Стендаль напечатал статью «Если ты украл железную дорогу…». В ней говорилось о нравах в США, где большие бандиты неподвластны закону. И вот уже третий день Миша лежит в больнице с переломанными ребрами, а Усищев в той же газете «Гуслярское знамя» выступил с отповедью одному хулигану, который поднял руку на нечто святое.
Из города началась эмиграция. Но эмиграцию Усищев пресекал – он не желал править пустым городом. Для этого он мобилизовал посты ГАИ.
Вот в какую обстановку попал Удалов по возвращении из круиза по Средиземному морю, а Минц – с барселонского конгресса.
– Для меня твое сообщение, Корнелий, – сказал Минц, – стало важным толчком. Оно возродило во мне надежду на то, что мы сможем разузнать, чей же перерожденец наш бандит, грабитель и будущий уничтожитель города Великий Гусляр.
– Ты с ума сошел! Он же нас в зубной порошок сотрет.
– Если народ себя спасать не может и не хочет, в дело вступают друзья народа. Мне нужен волос Усищева.
– От усов?
– С любого места.
Удалов задумался. Задание было бы невыполнимым, если бы не одна тонкость, вспомнившаяся Корнелию: выходя по утрам из «мерседеса» у здания «Гуслярнеустройбанка», занимавшего бывшую детскую музыкальную школу имени Римского-Корсакова (он проходил некогда в этих краях морскую практику и за это соорудил крепкое двухэтажное здание на свои кровные деньги), господин Усищев, прежде чем приступить к своим обязанностям, заходил в парикмахерскую № 1, расположенную в соседнем доме, и брился с одеколоном «Кристиан-бруталь» у старого мастера Терзибашьянца.
– Иди отдыхай, набирайся сил перед акцией, – посоветовал Минц.
Но Удалову не хотелось отдыхать. К себе-то он пошел, но не спать, а думать: вот, к примеру, удастся им узнать, что в предыдущем рождении товарищ Усищев был Иваном Грозным. А дальше что? Обнародовать? Или в Москву писать? А из Москвы возьмут и ответят: «Срочно направляйте. Нужен Родине!»
✽✽✽
На следующий день в 10.25 Удалов без стука вбежал в лабораторию профессора.
Вбежав, он раскрыл ладонь. На ней лежала парикмахерская бумажная салфетка, в которой содержалось немного подсохшей пены со щетиной.
