Целые группы клиентов компании лишились тока, и правовому отделу придется выплатить кучу денег, когда настанет понедельник. В то же время удалось спасти от загорания целые километры дальних проводников, хотя работы хватит аж до Дня Независимости.
— Так что сказали эти парни по поводу того, сколько будет продолжаться шторм? — спросил Брасселс у Меерса, когда выпала свободная минутка.
— Ничего не сказали. Однако по данным НАСА, шторм продлится порядка тридцати часов. Так что считай сам.
— Тогда… тогда нам надо еще кофе, шеф. Да и без помощников не обойтись.
— Да, ты прав. Я свяжусь с руководством.
504 км/ч
506 км/ч
509 км/ч
513 км/ч
Округ Уоллер, штат Техас,
22 марта, 8.13 местного времени.
По мере того как «Одинокая звезда» набирала скорость на залитых рекой Бразос равнинах между Остином и Хьюстоном, единственными звуками, доносившимися до инженера Говарда Сейджа, были ровный гул ветра да жужжание трансформаторов. И никакого тебе стука колес по стальным рельсам и дробного вздрагивания на перегонах.
Под его поездом не было ни колес, ни рельсов. Секретом ускорения и постоянного движения поезда являлась магнитная левитация. Состав из двадцати одного вагона, который было принято называть ныне «плывущим», что очень нравилось самому Сейджу, скользил по дорожке чередующихся северных и южных электромагнитов, которые сообщали ему поступательное движение. Другие магниты, установленные по краям, предохраняли вагоны от шатания из стороны в сторону. Когда система полностью наполнялась энергией, движением состава занимались лишь контактные полозья каждого из вагонов, которые, двигаясь вдоль электроцепи, забирали ток высокого напряжения для левитационных полозьев, контрольных цепей, света, систем кондиционирования, холодильников для бара и вагона-ресторана и прочей роскоши.
За счет череды полярностей установленных на дорожке магнитов система вызывала перемещение полозьев от одного магнита к другому, подобно тому как вращается вал электромотора, только здесь движение было поступательным. Вагоны в буквальном смысле слова переступали с одного магнита на другой. Вот только «переступали» — не слишком удачное слово, ведь при частой смене полярностей можно развить очень высокую скорость. Сейдж полагал, что скорость его состава ограничивают лишь сопротивление ветра да нагревание поддонов от трения.
Суть контрольных протоколов заключалась в том, что, помимо простых механизмов ускоренного изменения полярности для развития максимальной скорости поезда, система в кибернетическом отношении была тупа. К примеру, отсутствовали дополнительные цепи обратной связи для повышения напряженности магнитных полей с целью компенсации веса пассажиров и багажа в каждом отдельно взятом вагоне. Система просто воспринимала постоянную нагрузку и в соответствии с ней двигалась по магнитной подушке. На пути поезда отсутствовали датчики, считывавшие показатели скорости поезда и ускорявшие боковые магниты с целью компенсации крена. Поля просто отталкивали все вступавшее в их зону действия, причем с такой силой, что можно было бы отбросить артиллерийский снаряд к месту ведения огня.
Тупость, жесткость и несгибаемость — таковы были идеалы конструкторов, совсем как на заре настоящих железных дорог в США. И слава Богу, говорил Говард Сейдж. Смертельно надоел этот точно сбалансированный, манерный и крепкий искусственным интеллектом век, когда все находится на грани между приятным и пустым, начиная от телефонного аппарата и заканчивая чесночной колбасой. Здесь же была сила!..
Возможно, именно такая философия создателей поезда спасла жизнь Говарда Сейджа и еще жизни более двух тысяч пассажиров, направлявшихся под его попечением в Хьюстон.
Когда головной вагон «провалился в дыру» — именно так описывал позднее Сейдж свои ощущения от разрушенного магнитного поля, — он включил систему торможения. Теперь по бокам дорожки надлежало включиться пульсирующему механизму скоростного замедления вращения магнитов. Затем изменение магнитного поля локомотива с севера на юг и опять на север растягивало магнитное поле самого состава и приводило к прекращению движения. «Наращиваемое снижение скорости» — так назвали бы этот процесс конструкторы.
Когда располагавшееся в трехстах метрах впереди второе магнитное поле также отказало, головной вагон просто свалился на дорожку. Бомм! Говард Сейдж хотел было сделать общее объявление для пассажиров, нечто вроде: «Говорит капитан. Ребята, у нас небольшая хреновина, но волноваться нет причин», однако сказать такого он не мог. Магнитолевитационные поезда никогда не вели себя подобным образом, и руки инженера были слишком заняты и без микрофона.
Невидимые магнитные подушки под составом неожиданно пропали — так на мощеной древнеримской дороге злючий мороз вспучивает камни. Несущие полозья вагонов, эти узенькие, сделанные из углеродистой стали небольшие призмы, предназначенные лишь для того, чтобы поддерживать поезд на стоянках, с лязгом и грохотом бились по бетону дорожки. Грохот стал напоминать удары молота по наковальне.
Сейдж напряженно работал с выключателями. Как только щелчок на дисплее показывал, что внутренние двери свободны, он поочередно отстегивал магнитные буферы между вагонами. Это шло вразрез с общепринятой в компании практикой, но Говард Сейдж знал, что делает.
Когда магнитный поток распадается подобным образом, создавая мертвые зоны в полях, поддерживающих состав, некоторые из вагонов неизбежно будут двигаться быстрее остальных. В уме Сейдж представлял себе результат: часть вагонов столкнется и упадет на равнину, стаскивая с дорожки и увлекая за собой остальной состав. Чтобы избежать этого, Сейдж пытался разбить состав на отдельные модули. Тогда некоторые из них могут сойти с пути, но того эффекта, когда весь состав сходит с рельсов, можно будет избежать.
Дисплей высвечивал для Сейджа результат операции. В составе образовались дыры. Вагоны, движущиеся более медленно, теряли скорость, а столкновений было немного, что уже хорошо, поскольку замыкающие вагоны теряли скорость с каждым ударом по дорожке. Головные вагоны быстро отделялись друг от друга.
Теперь Сейджу оставалось лишь наблюдать за изменениями на экране, отсчитывать скорость и молиться, чтобы больше ничего не произошло.
Пятьсот километров в час, четыреста, триста… двести…
