Я смутилась и отвернулась.
— Да нет, я не против красивого названия, — буркнула себе под нос, в глубине души признавая, что ревную. Хотя термин йети уже никакого дискомфорта не вызывал, но всё же звучит не так… — Но хотя бы не эльфами, а полуэльфами. Потому что иначе вообще путаница получится. Тем более, что для людей изменённых у нас до сих пор нет нормального короткого названия… для здоровых особей. Иначе протестую… как биолог.
— Ладно, давай попробуем, — улыбнулась Надя. — Если для тебя это так принципиально.
К счастью, народ ещё не привык и после нашего предложения с готовностью перестроился. Теперь здоровых Homo alterus называли эльфами, а полукровок — полуэльфами.
— Эльфы, которые превращаются в троллей, — покачал головой Росс после того, как я гордо поведала об этой новости. — Ну и извращённая же у тебя фантазия. Тогда давай ещё йети в орков переименуем — и будет полный набор.
Я возмущённо засопела, но потом улыбнулась.
— Не получится! Нас уже слишком привыкли считать йети. Даже про оборотней в последнее время почти не слышала. А у здоровых людей изменённых до сих пор нормального названия нет. Ну не считать же за такое «те люди, которые превратились в троллей». Эльфы же звучит гордо и не обидно — даже если так их назовем, когда войдём в контакт.
— А действительно, пусть будет так, — поддержал меня Игорь. — Они ведь не виноваты, что заболели. Что же до остального… Те из изменённых… эльфов, которых я встречал до начала перерождения, часто вели себя куда достойнее людей. Да и жители поднебесья пытались помочь Алле и её знакомым.
— Я мало контактировал с… эльфами до перерождения, — тихо сказал Росс, тоже запнувшись на новом термине, будто пробуя его на вкус. — Они были неплохими людьми. По крайней мере, бандитов среди них я не видел.
Так и решили. Постепенно к новой терминологии привыкли, и она стала восприниматься как нечто само собой разумеющееся.
Высокоинтеллектуальная ядовитая крыса, живущая по соседству, преподнесла неожиданный сюрприз. Она забросила все дела и ловушки, стала более общительной и даже позволяла себя гладить. Уже привычный сварливый и неприятный голос за пару дней стал нежным и мелодичным, а ещё за несколько суток грязно-рыжая шерсть сменилась на новую, длинную и яркую, с чёрными подпалинами на кончиках ушей, мордочке и хвосте. В результате неприметная крыса превратилась в удивительной красоты белку.
Она чаще, чем раньше, приходила в Орден, выпрашивала еду и часами пела, забравшись на ветку серебристого лешего. Вскоре к ней присоединилась вторая белка — сначала с опаской на нас поглядывающая, но очень быстро привыкшая.
— Какая романтика, — невольно умилилась Вера.
Если честно, ухаживание белок не оставило равнодушной ни одну из женщин. Да и мужчины не скрывали симпатии к красивой и приятной паре: партнёры пели, угощали друг друга, расчёсывали и с удовольствием сидели прижавшись боками или обнявшись. Вот только длилась идиллия недолго. Уже через неделю после встречи голоса белок огрубели, ухаживания переросли в драки и почти базарную ругань. Вскоре партнёры разбежались в разные стороны. Шерсть «белки» вылезла клочьями, характер окончательно испортился — и через пару дней к костру к очередным «копьём» вернулась знакомая сварливая крыса. А ещё через месяц у неё появились малыши.
Почти в это же время жизнь преподнесла нам ещё один подарок. Ночью со стороны медицинского зверинца и лаборатории раздалось несколько взрывов, а сразу после — испуганные крики животных. Как обычно в случаях опасности, мы не рванули сразу к месту происшествия. Сначала я безуспешно попыталась высмотреть что-нибудь с крон (заросли слишком мешали обзору). К тому времени, когда спустилась, все уже вооружились и собрались.
— Теракт, нападение или чей-то идиотский опыт? — нервно поинтересовался Сева.
— Вроде бы не оставлял ничего, что могло бы вот так взорваться, — покачал головой Илья.
Страисты быстро явились на зов. Птицы явно нервничали, но, судя про тому, что откликнулись сразу, врага не заметили. На всякий случай мы послали их вперёд: для страистов почти все люди оставались чужими, так что если там есть кто-то лишний, то пернатые защитники подадут сигнал. Но ничего такого не случилось. Поэтому мы осторожно направились следом.
В лаборатории и зверинце все строения и клетки остались целы и, по крайней мере, с первого взгляда, никто не пострадал. Немного успокоившись (ведь потеря медицинского комплекса могла поставить под угрозу жизнь людей), мы внимательно осмотрели окрестности и обнаружили несколько достаточно узких (в одну-полторы ладони диаметром) и глубоких (до метра) свежих ям с обгоревшими краями и валяющимися рядом небольшими веточками с ближайшего дерева.
— И что это значит? — поинтересовался Росс, с подозрением покосившись на представителей технического отдела.
— Хотел бы я сам знать, — заинтересованно потянул Маркус, осторожно изучая ямы. Потом поднял голову и нахмурился. Я проследила за его взглядом.
Прямо над нами в кроне дерева образовался туннель. Не сквозной, но, скорее всего, уже преодолевший более половины растительной преграды. Причём пробитый не сверху, а снизу, со стороны земли.
— Слазить, посмотреть? — предложила я.
— Нет, погоди, — физик с сомнением осматривал травмированное дерево. — Тут явно…
Слова Маркуса прервал резкий свист со стороны ям. Мы отскочили в сторону и в то же мгновение из-под травянистой растительности вырвалась ракета, влетела в туннель и взорвалась. Сверху посыпалась зелень и обломки веток, а один из крупных побегов со скрипом накренился к земле.
— Отойдём, — распорядился Сева. — Думаю, атакуют не нас, а дерево… или что-то на дереве. Лучше не подставляться.
Мы ещё отстранились, но не ушли. Если это не дело рук человеческих, то надо знать, кто создаёт взрывающиеся ракеты и зачем.
Следующий заряд сработал меньше, чем через минуту, а ещё через пять последовала целая серия более чем из десяти стартов. Все «ракеты» улетали в одном и том же направлении и уже седьмая пробила крону насквозь. После этого взрывы стали гораздо тише — и не только из-за расстояния. Если до этого они звучали в тональности «бах», то теперь «пуффф».
К этому времени стало ясно, что люди здесь не при чём. Траву и землю пробивало на очень ограниченном участке, а самое главное — в строго определённых местах, там, где росли розетки листьев одного из теневыносливых растений. Получается, что это либо трава такая опасная, либо что-то с ней связанное.
Убедившись, что непосредственной угрозы нет и «стреляет» всё время практически в одну точку, я залезла на дерево, чтобы посмотреть, куда так упорно метят. Оказалось, что ракеты взмывают ещё на добрую сотню метров над кронами, а потом лопаются, выпуская множество зонтиков-семян. В ночном зрении «парашют» был тёмным, а сами семена ярко-жёлтыми — поэтому картина получалась очень красивой. Необычный плод взмывал в небо, в конце пути выпускал золотистые искры и, оставляя из них разлетающийся под ветром след, падает обратно.
