28. КОРОЛЕВЫ НЕ ПЛАЧУТ
Хоть как Бланка с Филиппом не торопились в Толедо, узнав о болезни короля, они чуть было не опоздали, и только благодаря тому, что наполпути Бланка, невзирая на горячие протесты Филиппа, решила пересесть из кареты на лошадь, им все же удалось опередить смерть на несколько часов.
Ко времени их прибытия Альфонсо еще оставался в сознании, но последние силы неумолимо покидали его. Он уже исповедался, причастился и теперь неподвижно лежал на широком ложе в просторной опочивальне, тихим, но все еще твердым и уверенным голосом диктуя секретарям свои последние распоряжения: такую-то сумму он завещает такому-то монастырю с тем, чтобы была отмечена годовщина его смерти, такую-то реликвию он преподносит в дар собору Св. Иакова Компостельского, таких-то своих дворян он вознаграждает за верную и переданную службу, и прочее, и прочее. В опочивальне собралась королевская родня, государственные сановники, могущественные вельможи гранды Кастилии, высшее духовенство, просто приближенные короля, а также городские старейшины и послы иноземных держав. Все они с нетерпением ожидали появления наследницы престола, которая только что прибыла во дворец и сейчас второпях приводила себя в порядок с дороги, чтобы предстать перед братом в надлежащем виде.
Ожидание длилось недолго, и вскоре в дверях опочивальни появилась Бланка в сопровождении Филиппа, Гастона Альбре и Эрнана де Шатофьера. Присутствующие мигом умолкли и почтительно расступились перед ней. Заблаговременно предупрежденный король прекратил диктовать, перевел свой взгляд на сестру и слабо улыбнулся ей. Бланка остановилась у изголовья его ложа и встала на колени.
- Брат...
- Рад снова видеть тебя, - сипло произнес Альфонсо, тон его потеплел. - Как раз тебя мне очень не хватало, сестренка. Присаживайся, поговорим.
Бланка села на стул, услужливо пододвинутый ей королевским камергером, и устремила на брата грустный взгляд своих больших карих глаз. На ресницах ее заблестели слезы.
- И вы, Филипп, тоже подойдите ко мне, - добавил Альфонсо. - Мой лучший друг и моя лучшая подруга - вы оба со мной в мой смертный час... Пусть Нора не обижается, она была любимицей отца, но ты, Бланка, всегда была мне ближе, дороже, роднее...
- Я знаю это, брат, - тихо сказала Бланка. - Я тоже люблю тебя.
Они помолчали, вспоминая прошлое. Филипп смотрел на истощенного болезнью короля, которого всего полтора месяца назад он видел цветущим, полным жизненных сил и здоровья, и постепенно в нем закипала ярость. Произошло цареубийство - не преступление против отдельной человеческой жизни, но преступление против всего человечества. Убить наместника Божьего, значило покуситься на самые основы существующего строя. Как и всякий властелин, Филипп отождествлял себя с государством, а государство воспринимал как самодостаточную ценность.
- Недолго я правил, - наконец заговорил король. - Полгода, каких-нибудь шесть месяцев. Столько всего хотел сделать... Но, увы, не успел...
- Ты много сделал для страны, - всхлипывая, прошептала Бланка. Очень много...
Альфонсо утвердительно кивнул - одними лишь веками, которые опустились, а спустя мгновение поднялись вновь.
- Надеюсь, потомки не забудут, что это при мне Испания окончательно освободилась от мавров. Короли ведь рождаются не для долгой жизни, но для славы... - Заметив, что по щеке Бланки катится большая слеза, он умолк и огляделся: с появлением наследницы престола присутствующие поотступали, образовав вокруг его ложа широкий полукруг. Возле короля оставались только Бланка, Филипп и Констанца Орсини - сегодняшняя королева, завтрашняя вдова. Эта последняя значила что-то лишь для Альфонсо, а в глазах всех прочих она уже была тенью прошлого; себе на беду, она не смогла родить ни одного ребенка, чтобы после смерти мужа называться королевой-матерью.
Из всех присутствовавших в опочивальне умирающего короля сидел только один человек - Бланка.
- Не надо плакать, сестра, - ласково сказал Альфонсо. - Тебе нельзя плакать. Королевы не плачут. - Он повысил голос и громко произнес: - Мои могущественные вельможи, гордость и украшение всего государства нашего, подойдите-ка ближе.
Вперед выступили собравшиеся здесь кастильские гранды. Они приблизились к королевскому ложу и стали так, что Филипп оказался как бы в их числе - а впрочем, он ведь был также и графом Кантабрийским.
- Господа, - сказал умирающий. - Перед вами принцесса Кастилии Бланка моя сестра и старшая дочь моего отца, которая, согласно обычаям наших предков и по законам, освященным церковью Христовой, станет вашей королевой в тот самый момент, когда я, по воле Божьей, перестану быть вашим королем... - Он минуту помолчал, собираясь с остатками сил. Господа! Мои могущественные вельможи! Недавно вы единодушно одобрили мое решение лишить преступного брата моего Фернандо его преступной жизни и завещать престол отца моего его дочери и сестре моей Бланке и ее потомкам.
Вельможи утвердительно зашумели.
- А сейчас, - спросил король, - не сожалеете вы об этом?
- Нет, государь, - ответил за всех грандов старейшина, герцог де Самора. - Мы свято чтим законы и обычаи наших предков и полны готовности исполнить вашу королевскую волю.
- И вот перед вами я, умирающий, - продолжил Альфонсо. - И вот вам моя последняя воля: служите верой и правдой своей королеве, служите ей не за честь, а за совесть. Она еще слишком юна, так что помогайте ей править, и не только мечами своими, хоть и они у вас доблестные, но и мудростью и опытом своим. Будьте ей надежным оплотом во имя вящего могущества, дальнейшего процветания всего королевства нашего и роста благосостояния всех наших подданных. Так поклянитесь же мне в этом!
- Клянемся! - дружно произнесли вельможи и Филипп вместе с ними.
- Вам, кузен Филипп, я не вправе приказывать быть сестре моей верным слугой - так будьте ей верным другом, как были вы другом мне, и будьте ее верным союзником... А еще я завещаю вам свою месть - то, что я хотел, но не успел сделать при своей жизни. Уничтожьте эту мерзость, что спекулирует именем Спасителя, сеет ненависть и вражду среди людей. Очистите землю от этой скверны - ордена иезуитов.
- Теперь это мой долг, - просто ответил Филипп.
Альфонсо XIII, король Кастилии и Леона, скончался в ночь на 17 ноября 1452 года во втором часу пополуночи. В мертвой тишине, воцарившейся в опочивальне после этого известия, первый камергер короля закрыл покойнику глаза и снял с его иссушенного болезнью пальца золотой перстень с печаткой, который, согласно преданиям, принадлежал еще вестготскому императору Теодориху. Затем он преклонил перед Бланкой колени и протянул ей перстень.
