— Мы не можем подхватить здесь только насморк. Нет погоды, нет насморка.
Наша беседа до этого журчала словно ручей; распространялась всеобщая усталость. Когда я бросил взгляд на термометр, я испугался. Он показывал тридцать семь градусов Цельсия. Пластины на внешней поверхности космического корабля были открыты. Они больше не отражали солнечный свет, вследствие этого температура бесперестанно поднималась. Я сказал об этом другим. Гиула ринулся наружу, чтобы закрыть пластины.
По всей видимости, Паганини поиграл с ними. Мы больше не волновались по этому поводу Жара сковывала наше мышление.
Девятнадцатоеапреля
Когда я еще жил на Земле, я видел однажды фильм ужасов, в котором был показан современный способ пытки. Это было совсем просто. Человека запирали в комнате, в месте его пребывания царила абсолютная тишина. Лишь рядом с крана капала вода. Кап, кап, кап — час за часом, день за днем[21].
Есть множество методов, которые могут вызвать в мозге короткое замыкание. Например, постоянный громкий звук — или даже, напротив, тишина. Я прежде всего боялся того, что сойду с ума именно из-за этого. Может быть мы уже сошли с ума? Порой мы все начинали нести околесицу, по крайней мере, мне так казалось. Порой мы даже ругались — Гиула и я или Паганини. Только Чи оставался гармонично спокойным. Сколько еще?
Спустя два часа..
Что-то произошло на борту. Произошло чудо. Да, чудо. Я думаю, теперь все будет по-другому. У меня не хватает слова, чтобы правильно описать все произошедшее. И мне трудно при этом не потеряться в сфере мистики. Соня называет это откровенным чудом, и Гиула тоже постоянно углубляется в религиозные образы. При этом все можно объяснить очень просто. Все можно рассчитать, измерить, взвесить, разделить химически или физически. Но для этого нужен отдохнувший рассудок.
Паганини, больной, несчастный, счастливый чудак нашел это чудо на борту.
Его уже несколько дней не было видно в лаборатории. Его бутылочка с питьевой водой оставалась нетронутой. Я искал его, спрашивал Соню — он, казалось, пропал. Лишь одно место в космическом корабле мы не обыскали: корму. После погребения Михаила эти камеры стали для нас табу. Чи закрыл их. Между переборками царила легкая радиационная активность, не опасная для жизнь, но в любом случае вредная.
Мы нашли входной люк открытым. При приближении мы услышали его шепот. В своем безумии он общался с Рабиндранатом Тагором.
— Слышишь, как это звучит, хозяин? — спросил он, — я посвящаю тебе мое искусство…
Он еще больше наговорил подобных глупостей. Когда я посмотрел в люк, я не поверил своим глазам. Я посмотрел на Чи, затем на Соню и подумал: Теперь ты сошел с ума. Но на лицах моих спутников было такое же удивление. Больной стоял у бортовой перегородки и держал свою правую руку близко к глазам. На его ладони сидело Нечто, и это Нечто двигалось.
— Муха, — прошептал Чи, — действительно, живая муха, это невероятно.
— Как это только возможно? — спросила Соня.
— Случилось чудо, — пробормотал Гиула за моей спиной, — это знак. Deusstatpropartenostra[22].
— Прочь! — крикнул Паганини, когда заметил нас, — прочь, он принадлежит мне! Он пришел ко мне, только ко мне!
Чтобы не волновать его еще больше, мы сделали несколько шагов назад. Паганини, обладатель мухи, в этот момент казался нам святым.
Ничто не может так потрясти человека и лишить равновесия как Необычное, которое не сразу можно охватить разумом. Существует множество таких феноменов, с которыми мы всегда соприкасаемся по-особому, к ним относится смерть. Мы знаем, почему жизнью должна закончиться, и все же нас постоянно потрясает это прощание словно в первый раз. Рождение такой же феномен, и как бы нам не пытались объяснить как воскрешение, так и протекание всякого рода ученые книги, он остается непонятным; рождение всегда остается частицей Чудесного.
Мы стояли перед люком, потеряв самообладание. Паганини пугливо прижался к перегородке и бесперестанно клялся в том, что муха принадлежала ему. Если бы кто-нибудь в этот момент закричал: «Земля приближается!», это, скорее всего, волновало бы в меньшей степени. Эта муха казалась нам предвестником Земли, непонятно, как она попала на борт. Не приветствовали ли заблуждавшиеся моряки чаек как предвестников приближающейся суши? Эта маленькая муха — о, господи, она сидела на ладони Паганини и чистила себя крылья задними лапками.
— Как это только возможно?
Я уже не помню, кто произнес этот вопрос вслух. У каждого из нас он вертелся на языке, и у меня было даже объяснение этого, но я боялся расстроить это фантастическое впечатление. Как этого стоило ожидать, Чи взял на себя задачу дать этому убедительное объяснение.
— Вспомните, наш старт откладывался. Мише пришлось выйти еще раз по какой-то причине. Тогда было очень душно — должно быть, он занес на борт личинки мух, это все. Видите, в этом нет ничего мистического…
— У тебя на все есть объяснение, — проворчал Гиула, — а если это все же знак?
— Не сходи с ума, Гиула, — сказал я, — ты точно знаешь, что она попала на борт естественным путем. Вероятно, что она уже несколько месяцев жужжит здесь. Не удивительно, что мы ее не находили. Мы закрыли эти помещения.
— Она вообще не жужжит, — сказала Соня. Действительно, муха не улетала, когда Паганини касался ее пальцем. Зверюшка поняла, что в этой невесомости лучше не летать, если не хочешь постоянно наталкиваться на стены. Соня хотела приблизиться к мухе, но Паганини истерично заорал: «Ни шагу ближе, я убью вас, если вы захотите забрать моего Рабиндраната!»
— Я не заберу у тебя твою муху, Дали, — сказала Соня, — я только хочу посмотреть, как она выглядит.
Он подошла еще немного поближе.
— Это обычная комнатная муха, Musca domestica. Эта муха везде приживается. Интересно то, как быстро она поняла, что ей лучше не летать — она приспособилась к этому миру. Нам нужно просмотреть, нет ли там еще нескольких между этими переборками.
Паганини начал причитать, когда мы пробрались через люк и осторожно обыскали стены. Мы даже решились приблизиться к реактору, но напрасно. Это огорчило нас, потому что теперь, естественно нельзя было рассчитывать на потомство. Тем более наше внимание было приковано к этому маленькому существу, которое так неожиданно вошло в нашу жизнь и могло показаться нам приветом с Земли. Даже если эта муха не была чудом, то ее присутствие на борту все же было чудом. Она пробудила нас из нашего летаргического сна.