Марина Казанцева - Планета Скарсида

— Да? — с болью спросил Заннат.

— Вот именно. Теперь ты понимаешь, что за штука эта ваша мифическая справедливость?

— Но ведь мерзавцы, лишившие их детей жизни, тоже горят в своём аду!

— Эти люди того не знают и не видят. К тому же, большинство из них себя, а не кого-то казнят за гибель своих детей. Это твой ад, Заннат.

— Неужели и в смерти нет забвения? — с мучением в голосе спросил он, глядя с высоты на бродящих людей, как они рыдали, заламывая руки.

— Это самоубийцы. Они не выдержали. — спокойно ответил ангел, и Заннат содрогнулся от его хладнокровия.

От бесконечной плоскости несло жаром — там было пекло, в котором горели и не сгорали люди.

«Меня спасла работа. — подумал Заннат. — Этот проклятый Спацаллани, который нагрузил меня своим Лабиринтом. Ему я должен быть благодарен, что не брожу сейчас по этому бесконечному полю страдания.»

Они взмыли в багровые небеса и вырвались обратно в бесконечную кишку тоннеля. По всей поверхности воронки проходили волны судорог, дышали рты чуть приоткрытых устьиц — это ждали своей добычи множество пространств. На глазах у Занната бледная тень подлетела к стене и была поглощена.

— Что там? — спросил Заннат, указывая на круглое окно, которое продолжало освещать своим бесстрастным светом внутренность тоннеля. — Там рай?

— Не знаю. — задумчиво ответил Спутник. — Я никогда там не был. Я думаю, там новая реальность. Однажды придёт час Вселенной, когда все подвалы душ забьются содержанием так, что будет больше не вместить. Куда тогда пойдёт эта сухая труха, которая копилась тут с начала мира? Нам это не открыто. Но что-то ожидается, что-то непременно будет. Секунда за секундой, час за часом, век за веком истекает срок Вселенной. Это чудовищно огромные песочные часы, в которых каждый миг — песчинка. Всему приходит конец, даже бесконечности. Что будет с этой гигантской библиотекой, в которой собраны судьбы всех веков? А ведь ты видишь только пыль своей планеты. Представь себе бесчисленное множество миров, бесчисленное множество галактик, невообразимое количество планет, у каждой из которых свой тоннель! Ты представляешь, какой груз несёт Вселенная, копя в себе балласт бесчисленного множества бессмертных душ? Кто породил их, кто их пустил в круговорот? Или это неизбежное свойство Космоса, непроизвольно рождающего в себе субстанцию мысли? Ты думал когда-нибудь о митохондриях, которые без отдыха трудятся в каждой клеточке твоего организма, снабжая тебя энергией для каждого мига твоей жизни? Испытывают ли они какие-нибудь чувства? Страдают ли, любят ли? Что думают о смерти? Оценивают ли они поведение своей Вселенной — тебя, Заннат? Ведь ты для них — великий и непостижимый Космос!

Нет, такие мысли никогда не приходили в голову Заннату. Он всегда ощущал себя целостным существом. Думать о чувствах клеток, составляющих твой организм — что за безумие!

— Я думаю нередко, размышляю. — продолжал ангел, забыв о своём спутнике и глядя в белое окно, откуда лился свет. — Что будет дальше, когда всё кончится? Однажды ведь придёт конец. Однажды Вселенная умрёт. Куда она денет все души своих детищ? Куда уйдут Живые Души со всем богатством информации, накопленной за миллиарды лет? Что будет за той гранью, которая завётся Смерть? Вам проще, вам — смертным существам. Ваш срок так мал, что вам практически нечего терять. А я, который видел рождение и смерть галактик? Я, который видел бесчисленное множество миров и прожил бесконечно много жизней? Кому сгодится всё то множество знаний, накопленных с начала мира? Куда уйдут ответы, для которых нет вопросов?

Заннат молчал, потрясённый скорбью существа, которому, как полагал он, не о чем скорбеть.

— Мне нечего тебе сказать, ангел. — наконец ответил он. — Я знаю только свою маленькую боль, но что значит боль умирающей букашки, когда бесчисленные армии сталкиваются в воротах смерти? Это просто вскрик атома, теряющего электрон, когда галактики взрываются при встрече.

— Ты прав. — согласился Спутник.

Бледное устьице, едва заметное на поверхности гигантской воронки, раскрылось и поглотило увлекшихся беседой путешественников.

Бесконечная равнина, чуть освещённая спокойным голубоватым светом. С высоты полёта казалось, что вся она как будто выложена полупрозрачными круглыми камнями. Но по мере снижения стало ясно, что это вовсе не камни, и они не прилегают плотно друг ко другу — между ними есть пространство. И наконец, став на эту гладкую поверхность, Заннат и ангел обнаружили, что это парят в прозрачном воздухе надутые шарики — они реяли на тонкой нити, которая удерживала их над равниной. Куда ни посмотри, везде такие шарики — миллионы, даже ещё больше.

— Смотри-ка, ангел. — приблизясь к одному такому шарику, удивился Заннат. — Там спрятан ребёнок!

Действительно, в шаре спал, свернувшись в клубок, ребёнок. Во всех шарах были дети.

— Это же души, ждущие отправки для рождения! — приглушённо воскликнул Ньоро, боясь нарушить покой этого святого места.

— Ты думаешь? — с сомнением спросил ангел, глядя в другой шарик. — А это что?

В том шарике спала девочка, никак не напоминающая младенца — ей было лет пять. И вообще, как оказалось, помимо младенцев было много детей разного возраста — не старше десяти лет.

— Я думаю, ты достиг своего, — сказал Заннату ангел, поднимая на него свои голубые глаза. — Здесь должен быть твой ребёнок. Это умершие дети.

— Как я боялся, что он и после смерти испытывает страдание. — проговорил Заннат, глядя на шарик, в котором спал мальчик лет четырёх, так похожий на его Рики.

— Как будешь искать его? — спросил Спутник, обводя взглядом бесконечно простирающееся поле шариков.

Здесь не было никакой системы, никаких разделительных признаков — все дети, всех возрастов и национальностей спали в шариках. На них не было одежды, чтобы можно было определить эпоху их смерти. Заннат и ангел бродили среди тихо реящих хранилищ и рассматривали каждое. Похоже, так бродить им предстояло очень долго.

— Ну что же ты? — спросил Спутник, видя, что Ньоро остановился и думает.

— Должен же быть где-то край у этой равнины. — ответил тот. — Где-то должен быть рубеж, где происходит прибытие.

Они опять поднялись вверх и полетели над полем, далёкие края которого утопали в дымке.

— Мы можем так лететь очень долго. — сказал Спутник. — При том, возможно, будем удаляться от нужной стороны. Ведь здесь во все стороны всё одинаково.

— Но ведь за всё время существования планеты людей было конечное число. — упорствовал Заннат. — Значит, и умерших детей должно быть конечное число.