Ознакомительная версия.
Улыбка исчезла с лица Васильева. Я видел, как посерьезнел и Иванов. Васильев примиряюще вскинул руки:
– В наши намерения не входит ссориться с вами, Виктор Александрович. Мы не гангстеры, не рэкетиры. Все, что мы хотим, сотрудничества...
– Вы два мерзавца, – сказал я. – После того, как я понял, что вы такое и откуда, я просто сейчас вызову милицию.
Я сделал движение к телефону. Иванов тут же опустил руку на трубку, а в руке Васильева неуловимо быстро возник пистолет. Большой, явно тяжелый, с удлиненным рылом. Черное дуло смотрело мне в лицо.
– Я этого делать не советую, – сказал он. Лицо его искривилось, я с холодком понял, что все же выстрелит. Им нужно было мое сотрудничество, но если ни шантаж, ни прямая угроза не помогают, то, чтобы скрыть свой приход, им придется меня убить.
– Стреляйте, – сказал я. – Вы – двое мерзавцев.
Васильев пристально смотрел мне в лицо.
– Я вижу, – заметил он, – вы не пугливы.
– А чего пугаться? – ответил я мирно. – Я большую часть жизни прожил. Годом раньше, годом позже... Все мы умрем. И вы умрете, несмотря на молодость. И дети ваши умрут. Как и внуки. И нефть истощится, и Солнце погаснет, и Вселенная свернется так же просто, как и взорвалась. Так что, зная это, какая разница, что у вас в руках: пистолет или конфетка!
Он смотрел пытливо, старался прочувствовать то, что сказал я, чтобы понять и настроиться на ту же волну разговора, и тут лицо начало бледнеть. Напарник смотрел на него с удивлением. А этот мотнул головой, сказал внезапно охрипшим голосом:
– Да, если с позиций вечности...
– С этих, – согласился я.
– Тогда ваше бесстрашие понятно. Оно есть равнодушие. Но при таком равнодушии... не все ли равно вам, кто победит в нашей мелкой микробной борьбе на крохотном глиняном шарике, что несется через бездны космоса?
Пистолет чуть опустился, но все равно следил за каждым моим движением. Глупо, они и без пистолетов могли справиться со мной, не отрывая глаз от телевизора.
– Почти, – ответил я брезгливо. – Но вы меня задели, а это мне неприятно. Потому и ваши доводы я отвергаю заранее. Если пришли стрелять, стреляйте. Я вас запомнил, ребята. А у Кречета руки длинные.
Оба чувствовали себя неуютно. Даже если я упаду с простреленной головой, то дело на этом не кончится. У Кречета в самом деле руки длинные. Он расценит как оскорбление, что убили его советника. И в любом случае воспримет как вызов. Всю страну, если надо, и Австралию перевернет, но их отыщет. Но самое главное, они должны были добиться моего согласия сотрудничать...
– Виктор Александрович, – сказал Васильев почти умоляюще. – Да, я выстрелю, вы это знаете. И я это знаю. Но, как патриоты, мы не хотели бы терять такого выдающегося ученого, как вы!
Я внимательно всмотрелся в его лицо:
– Вы, случаем, не сын Веры Павловны?
– Нет, – ответил он с недоумением и вместе с тем настороженно.
– Гм, – протянул я разочарованно, – теперь я вижу, что вы в самом деле не ее сын...
Он смутно ощутил что я его только что обозвал очень культурно и замысловато, не то сукиным сыном, не то похуже, но для меня важнее было определить его ай-кью.
Васильев сказал мягко:
– Виктор Александрович, вы уж простите, что пришлось вот так... Поверьте, мы компенсируем эти маленькие неудобства и волнения самым... скажем так, надлежащим образом. Просто вы не откликнулись на попытки завязать с нами контакты, нам пришлось действовать более настойчиво.
Я с трудом наклонился, чтобы поправить шнурки, тяжело дышал. Когда я разогнулся, лицо мое устрашающе побагровело, а если учесть, что я к тому же изо всех сил задерживал дыхание и напрягал мышцы, вид у меня был таков, словно вот-вот хватит удар, и я скончаюсь прямо на месте.
Он посмотрел на меня с беспокойством:
– Вам ничего не нужно? Я принимаю валокордин, но на всякий случай ношу и чуть покрепче... Нет? Но только кивните, если понадобится. Так вот, Виктор Александрович, я представляю группу демократов, очень обеспокоенных за судьбу страны.
Он выждал, ожидая реакции. Я пожал плечами:
– Я должен ахнуть? Но сейчас любой грузчик или проститутка обсуждают как остановить НАТО, выплатить валютный долг, вернуть сверхдержаву. Нередко лучше депутатов.
Он слегка улыбнулся:
– Верно, верно. Но я должен был представиться? Как вы догадываетесь, мы ищем подходы не только к вам. Кречет уже закольцован нашими людьми. Глава государства – особый случай. Кречет к вам прислушивается особенно... Наши эксперты спешно прочли ваши труды, у них волосы встали дыбом. Вы в своих футурологических изысканиях зашли так далеко...
– Правда?
– Виктор Александрович, ваши работы опасны. Опасны тем что выглядят убедительно. Как выглядело убедительным сотни лет построение коммунизма... до тех пор, пока наконец не попытались его построить. К несчастью, это случилось в России. Я патриот, Виктор Александрович, и тоже предпочел бы, чтобы его попытались построить в США! Тогда бы это они сейчас лизали нам ноги, а в своих валютных киосках меняли деревянные доллары на рубль десять тысяч к одному. Ваши книги не переведены на английский?
– На англицский нет, – ответил я.
– Жаль... Иван Иванович, – обратился он ко второму, – может отстегем пару миллионов долларов на перевод и издание трудов господина Никольского в США. Массовым тиражом. Авось, клюнут, начнут экспериментировать с экономикой, моралью, политикой...
Он улыбался, но в голосе звучала надежда. Я с некоторым сочувствием подумал, что он в самом деле патриот и дерется не ради денег. Денег уже нахапал, а то и просто приватизировал при перестройке пару-другую алмазных или золотых приисков.
Иванов без улыбки покачал головой:
– Не пройдет.
– Деньги же есть!
– Деньги что, но как будто вы не знаете Америку.
Васильев вздохнул, плечи опустились:
– Увы, знаю... Практичный народ. На небо и не смотрят, раз из звезд нельзя делать доллары. А под ноги – да, цент можно найти. А если русский прошел, то и сотенную... Да, ваши работы опасны только для нашего сумасшедшего народа. Пытались построить коммунизм, могут и еще что-то учудить... А нам, Виктор Александрович, хочется спасти страну!
Я не стал напоминать, что страну спасают все. Еще никто не признался, что хочет ее погубить. Но страна почему-то тонет все быстрее.
Он понял, развел в стороны широкие белые ладони:
– Понимаю, это неубедительно. Давайте зайдем с другого конца. Для постепенных реформ без потрясений нужна спокойная страна. Я сам прочел ваши труды, где вы убедительно доказывали, что такие вроде бы устаревшие понятия, как честь и достоинство необходимы для выживания рода человеческого. Но с другой стороны, возрастает и опасность со стороны гордых людей! В то время как приземленными народами, которые уже забыли такие понятия, управлять гораздо легче. Они понятнее, предсказуемее. В то же время они так же изобретают, совершают научные открытия, строят самые лучшие в мире компьютеры... которые жадно покупают гордые народы, они запускают ракеты к Марсу, они живут счастливо и, повторяю, предсказуемо. Это жизненно важно как для полиции, так и для правительства. Такой народ проще вести по пути прогресса, ибо его не заботит ничего, кроме желудка и тех органов, что ниже.
Ознакомительная версия.
