— Бог вывел. Чернь устроила себе развлечение, решила сжечь тебя, как ведьму.
— Что за ведьма?
— Приспешница Сатаны, злодейка и колдовка мерзкая.
— Я совершила что-то ужасное? — нахмурилась, пытаясь понять за что ее таким названьем наградили.
— Да… ты была одета в это, — кивнул на экипировку.
— И все преступленье?
Локлей кивнул с грустной улыбкой.
— Все что непонятно — пугает, и лучше сжечь, забыть, чем искать рациональное объяснение тому и объяснять его черни. Признаться, я тоже был потрясен твоим видом. Нечто жуткое есть в этих одеждах, к тому же женщина в столь откровенном и для мужчин наряде, уже вызов обществу и церкви.
— Разве катары не проповедают терпимость?
— Это иное, — головой качнул. — Говоришь, не помнишь ничего, а речи твоя подобны речи ученого мужа, в них есть осмысленность и здравое зерно.
— В чем? Кстати, о речи. Я поняла, что ты спас меня от сожжения. Скажи, я что-нибудь тебе сказала?
— Да. "Видно ты очень хотел меня видеть". И это, видит Бог, правда — хотел, как ничего другого.
Стася задумалась:
— И все?
— Все.
Странно: откуда она пришла, к нему ли, зачем?
— Будем надеяться амфисиритрипсин мне поможет…
Амфисиритрипсин?! Откуда это названье?!
Глава 18
Утром Иона зашел в спальню и к собственному удивлению застал лишь служанку. Ориетта застилала постель.
— Где госпожа?
— На прогулке.
— На… прогулке?!
Сумасшедшая! Ферри выдуло из спальни. Он скатился с лестницы и помчался искать Стасю, надеясь, что та не успела навредить себе, например, влезть на лошадь и устроить скачки.
Так и есть, ненормальная решила прогуляться с графом на лошади.
— Стойте!! — подлетел, перехватил под уздцы. — Вам нельзя! — уставился на женщину. У той глаза потемнели, а кожа побледнела.
— Илья? — как вдох, как эхо.
Станислава буквально вывалилась из седла к нему на руки, повисла на шее:
— Илюша, любимый!
Тот обрадовался, закружил ее:
— Вспомнила?
Локлей с лица спал, смотрел на них и собственным глазам не верил: ангел и этот хам простолюдин знакомы! «Любимый»? Любовники?! Сомнений нет. Рука рукоять меча сжала, но кого убивать? Ее, его, себя? Граф сник, с тяжестью на сердце и с болью отвергнутого, смотрел на них. А влюбленные кружили по двору, не стесняясь обнимались, болтали, перебивая друг друга.
— Я знала, ты здесь! Мне Иштван сказал!…
— Так ты ко мне?!… Где видел, когда?! Что за Иштван?…
— Илюша!…
— Стася, как ты могла, одна!…
— Я верила, ты найдешься! Ждала, как я ждала тебя!…
— Стаська! Ты вспомнила!
— Да. Да!
— Я думал, ты за нос меня водишь, изображая амнезию!
— Что за ерунда?!
Мужчина, наконец, заметил взгляд Локлей и замер. Женщина обернулась, встретилась графом взглядом и потянула Иону за руку к нему.
— Это мой жених. Мы прогуляемся, Теофил. Давно не виделись и много нужно сказать друг другу.
Я оправдываюсь? — чуть удивилась себе Станислава, смутилась.
Теофил лишь руками развел, разрешая взять лошадей. И взгляд отвел: нет сил смотреть на влюбленных. И слова поперек не скажешь, руку не поднимешь. Потому что видно — ангел счастлива. А то, что ему придется уйти с дороги… ну, что ж, планида такова… Но как же хочется что-нибудь предпринять и изменить тем сложившееся!
И крик в душе обиженный, и ярость к Ферри, которого мысленно уже убил!
Но Ангел… Пред ней граф нем и бессилен.
— Никаких конных прогулок, — отрезал Иона и потянул Стасю к воротам.
Они пошли к холмам. Красиво, тихо вокруг и на душе покойно радостно.
— Я так рада! Безумно рада, что ты нашелся. Илья, — к плечу его прижалась.
— Здесь я Иона Ферри, — улыбнулся ей, обнял.
— Лекарь из Византии, — рассмеялась, лукаво покосившись на любимого. — Как в голову пришло?
— Легко. Захочешь жить и мавром назовешься, — усмехнулся. — Рад, что ты все вспомнила, а то я начал ревновать. Ворковали вы с графом как два голубка, и его заявление о том, что ты его жена…
— Перестань. Ревновал? Что за глупость, Илья? Ты же понимаешь, что нас связывает с Теофилом только дружба.
— Я — да, не факт, что и он. Здесь о дружбе мужчины и женщины не слышали.
— Но он же понял правильно. Теофил хороший человек и идея с моим статусом его жены очень удачна.
— Согласен, многих окорачивала. Но что будет сейчас, когда мы на глазах у половины слуг в замке целовались?
— Какая разница теперь? Мы уходим.
— Замечательно, — улыбнулся щедро, обнял крепче Стасю. — Как тебе Норвегия?
— В смысле?
— Норвегия самая спокойная на ближайший период страна. Мы легко и спокойно устроимся на ее земле. Богатства хватит…
— Подожди, — развернулась к нему женщина, ладони на грудь положила и в глаза заглянула: она ослышалась? он не понял? — Мы возвращаемся домой.
Мужчина прищурился: ты всерьез? И отодвинулся, отвернулся:
— Зачем? — голос глух стал, сух.
— Как это "зачем"? — растерялась Стася.
— Как обычно. Когда ты что-то делаешь, ты знаешь зачем. Вот я и спрашиваю — зачем нам возвращаться домой? Продолжить службу в патруле, у трассеров, подставляться. Ради чего? Кого?
Русанова насторожилась:
— Ты не хочешь больше служить? Допустим, но что мешает перейти на другую работу?
— Не хочу в принципе возвращаться, неужели неясно? Меня выкинули как щенка из привычного мира, меня бросили, специально, намеренно — а я полезу в петлю добровольно — вернусь? Благодарю, любимая, но мне и здесь неплохо. Привык. И ты привыкнешь.
— Подожди, хочешь сказать, что тебя подставили?
— Нет, ликвидировали.
— Зачем?
— Чтобы та информация, которую мы узнали, осталась при нас. Нас пятеро шло, помнишь? Кто-нибудь вернулся?
— Бугарин, — прошептала похолодев.
— Капитан? Так и думал, — усмехнулся. Сел на траву, обнял колени. — Трасса предполагалась в Африку 11 500 год. Попали, но не на юг, как планировали, а на север, в Египет. Лента выдала кульбит, как змея на грифах научной документации центра времени и пространства, укусила свой хвост и выбросила в крайнюю точку.
— И что? — присела рядом Стася, начала рвать травинки от волнения.
— Сама как думаешь? — холодно покосился на нее Иона: поглупела? Не желает верить? Нет, женщины в любые времена неизменно эмоциональны и оттого недалеки.
— Пустыни еще не было…
Это к чему? — покосился.
— Не было, а пирамиды уже строили.
— Кто?
— В точку. Наши!
Ферри вскочил и развернулся к женщине:
— Наши, Стася! Вся история — туфта! Там ничего нет — пустота, безлюдность. Все: от начала до конца, величайшая мистификация. И каменный век, и в средние века, и век прогресса — глобальная инсценировка, о которой люди не подозревают. Они как пешки играют свои роли в великом мировом течении времени, разыгрывая на сцене пространства и истории известные нам события. Это все хорошо спланированный и написанный сценарий, ничего больше. В любой момент лента истории могла вильнуть в любую сторону, но ей не дали и не дадут. "Свобода личности и выбора"! Да как же! И я дурак, каким миллионы, миллиарды, верил, «горел» своей благородной службой… кому? Кучке махинаторов, что виртуозно оболванили все человечество. Мы не прокладываем трассы, вы не обеспечиваете путь домой — все проще и циничней — мы все выполняем работу «театра» истории, той, что нам написали. И ты хочешь, чтобы я вернулся, хочешь вернуться? Нет, милая, никуда мы не вернемся, потому что — некуда. Там тупик, который они создали нашими мыслеобразами и ими же его пробивают дорогу веперед, строя будущее по плану. Мы предсказуемы — и оно, естественно. На том этапе развития, конечно, тяжелей скрывать что-то, пользоваться вслепую, но скрывают, пользуются и смотри как успешно! Но я не марионетка! Больше не хочу строить общее будущее, по тому сценарию, что был положен в основу человечества, я хочу строить свое, независимое ни от кого! Меня скинули? Прекрасно!
