- Согласна, прогресс может обернуться злом, - подтвердила Джонамо. - Но лишь неуправляемый, стихийный прогресс. Наш ученый Стром создал теорию дисбаланса. Из нес следует, что должен главенствовать духовный прогресс человека. Все остальные компоненты прогресса необходимо подчинить ему.
- Это что-то новое, - задумчиво проговорил Лоор. - И знаете, с вашим Стромом можно согласиться.
- Но вы же против любого прогресса!
- Я за постоянство, - уклонился от прямого ответа архитектор.
- Постоянства не существует! Вы попытались создать устойчивую систему. Парадокс в том, что "устойчивость" обманчива. Одно из двух: либо духовный прогресс, либо духовное обнищание - его мы испытали на себе и, поверьте, это тоже катастрофа.
- Но орбитяне думают одинаково, - по инерции заспорил Лоор. - У нас царит согласие. После того как Корлис и другие...
- Вы заблуждаетесь! Это начало духовного умирания! У каждого человека должно быть собственное мнение. И пусть мнения различаются, важно, чтобы люди не разучились мыслить, не превратились в стадо. Человечество - не стадо, Лоор. Поразмыслите над этим!
17
Прощание с Гемой
Мыслелетчица покидала Гему. Много дней она была чувствительным рецептором вселенского волнового кольца, связавшего две планеты.
Войдя в систему коллективного мышления "призраков", Джонамо пропустила через свое необычайно емкое сознание уникальный по объему, не говоря уже о значении, поток информации. И теперь подводила итоги.
Знания гемян и мирян в результате обоюдного обмена не сложились, как можно было надеяться, а умножились благодаря обилию новых, чрезвычайно плодотворных для каждой из сторон идей и принципов. Столь беспрецедентное взаимообогащение культур было одинаково выгодно обоим человечествам. Они оказались во всех отношениях равными партнерами.
Теперь гемяне, которым предстоит чуть ли не с нуля воссоздавать здание цивилизации, смогут учесть не только уроки собственной истории, но и драгоценный для них исторический опыт Мира. А для мирян явится откровением осуществленная "призраками" система коллективного мышления, гарантирующая индивидам равные способности. "Интеллектуальный коммунизм" - эти замечательные слова заключают в себе программу справедливейшего общественного строя, который восторжествует и на Геме, и на Мире.
Что же касается "вторичной" жизни, предвосхищенной Боргом и воплощенной в "призраках", то Джонамо видела в ней не противовес биологическому бытию, не "конкурентный вариант" существования разума, а средство продлить творческий век личности, умножить интеллектуальные и физические возможности человека. Не "бессмертие", а справедливый, гармонически завершаемый жизненный цикл, продолжительность которого определяет сам человек!
Сколько примеров для подражания и предостережений от ошибок почерпнут они друг у друга! Но, пожалуй, главное - осознание того, что разум не уникален, что он распространен во Вселенной и способен объединяться наперекор пространству-времени.
Джонамо была потрясена трагедией Гемы. Да и сама "вторичная" жизнь, при всей ее фантастической перспективности, воспринималась как драматическое явление, до конца еще не осмысленное и всесторонне не исследованное. Сколько споров вызовет она у мирян. И все же за ней будущее!
Биологическую программу, заложенную в живом организме природой, можно перевести на иной язык - электроники, вакуумно-волновой теории, транспонировать на иную материальную основу. Программы, выработанные самим человечеством в ходе исторического процесса в отличие от биологической отнюдь не бесспорны. Их стоит скорректировать исходя из современных нравственных критериев, отдавая приоритет добру.
По опыту не только Кея, но и самой Джонамо, "первичная" жизнь может не просто переходить во "вторичную" в завершение биологического бытия - обе эти формы жизни способны сосуществовать от рождения и до... Слово "смерть" вызывает содрогание, но в том-то и дело, что, привыкнув к "противоестественному" состоянию энергетического поля, человек преодолеет страх перед смертью. Она уже не будет означать для него небытие, а воспримется как переход хотя и к иному, но знакомому бытию в виде высокоорганизованного сгустка энергии.
"А как же смена поколений? - задавала себе вопрос Джонамо. - Не лишатся ли люди стимула к естественному продолжению рода. Захотят ли женщины и впредь испытывать извечные родовые муки?"
Но, вспоминая Инту, отвечала:
"Нет, это неистребимо в человеке!"
Люди привыкли к биологическому существованию. Оно обрекает их на физическую боль, но вознаграждает за нее наслаждением. Переход во "вторичную" жизнь избавляет от боли, но лишает наслаждения. Равноценна ли замена, как соотносятся приобретения с утратами?
Впрочем, разве старость не отнимает у человека многое из того, чем богата молодость? И компенсация здесь уж вовсе неравноценная...
Джонамо с особым, легко объяснимым интересом встречалась с женщинами-"призраками", исподволь, хотя и ненавязчиво, наблюдала за ними.
В физиологическом смысле "призраки" бесполы. Но лишь в физиологическом и ни в каком ином! Определяющие различия мужских и женских характеров не только не сгладились, но, пожалуй, стали более выпуклыми, нарочито подчеркнутыми. "Призраки" словно старались доказать самим себе, что остаются мужчинами и женщинами.
Сохранились и нежность, и даже любовь. Пусть платоническая, лишенная чувственного содержания, но оттого еще более глубокая и постоянная.
Пример такой рыцарской, безответной, тайной любви дал Сарп. И пусть никто, кроме Джонамо, о ней не догадывался, ее силе и утонченности мог бы позавидовать любой человек во плоти.
Сарп вскользь обмолвился, что у "призраков" есть принципиальная возможность "продолжать род". По личностным программам мужа и жены нетрудно синтезировать "сына" или "дочь", которые унаследовали бы родовые признаки "предков". Это была бы уже "третичная" жизнь!
Но при всей ностальгической тоске по материнству и отцовству "призраки" отвергли такую возможность, сочтя ее безнравственной.
- Синтезировать "призрака"-новорожденного нелепо, - пояснил Сарп. - А взрослого и того нелепее: какой же он "потомок"?
- Мы не можем плодить монстров, - добавил другой "призрак", Угр, и Джонамо подумала, что в моральном отношении "призраки" по меньшей мере не уступают людям Мира.
И еще она заметила, что неосуществимая мечта трансформировалась у них в жажду творчества. Ее поразили стихи юной по облику поэтессы Сапфо:
Ринься с высей горных, - как прежде было:
Голос мой ты слышала издалече;
Я звала - ко мне ты сошла, покинув
Отчее небо!
