Биолог коснулся своего лица и прошептал:
– Посмотри, что они сделали со всеми нами.
* * *
Банда парила в центре затемненного смотрового блистера. Когда я заглянул, она подвинулась, подтянулась к стенке и пристегнулась ремнем.
– Сьюзен? – спросил я.
Я больше не мог их различать.
– Я ее позову, – проговорила Мишель.
– Нет, ничего. Я хотел бы поговорить со всеми…
Но Мишель уже скрылась. Полувидимая фигура исказилась у меня на глазах и произнесла:
– Она сейчас не в настроении беседовать.
Я кивнул.
– Ты?
Джеймс пожала плечами.
– Я поболтать не против. Хотя удивлена, что ты все еще составляешь свои отчеты, после…
– Я… не составляю. Не для Земли.
Я оглянулся – смотреть было особенно не на что. Изнутри пузырь покрывала серой пленкой фарадеева сетка, застилая простор крупнозернистым полотнищем. Черным бубоном заслонял полнеба Бен. Поверх расплывчатых облачных поясов, в темном пурпуре, почти граничащем с чернотой, виднелось с дюжину слабых инверсионных следов. Из-за плеча Джеймс подмигивало Солнце – наше Солнце, яркая точка, при каждом движении головы рассеивающаяся на слабые радужные осколки. И все, почти: звездный свет сквозь сетку не пробивался, как и отблески крупных темных частиц аккреционного пояса. Мириады булавочных точек жерлоносых скиммеров терялись вовсе.
Полагаю, кому-то это могло показаться утешительным.
– Пейзажик не фонтан, – заметил я.
«Тезей» в мгновение ока мог спроецировать на купол ясное, четкое изображение, реальнее настоящего.
– Мишель нравится, – отозвалась Джеймс. – Ощущение. А Головолому нравятся эффекты дифракции, он любит… интерференционные узоры.
Некоторое время мы смотрели в пустоту, в тусклый полумрак. Свет, сочившийся из корабельного хребта, силуэтом очерчивал профиль лингвиста.
– Ты меня подставила, – сказал я наконец.
Она обернулась:
– О чем ты?
– Вы же все это время обсуждали вопрос сознания, верно? Все вы. И меня в курс дела ввели только после… – как она выразилась? – …предварительной обработки. Спектакль был рассчитан на то, чтобы вывести меня из равновесия. А потом Сарасти набросился ни с того ни с сего, и…
– Мы об этом не знали. До того момента, как включился сигнал.
– Сигнал?
– Когда он поменял газовую смесь. Ты должен был слышать. Разве не за этим пришел?
– Он вызвал меня в палатку и приказал смотреть.
Она сумрачно взглянула на меня:
– Ты не пытался его остановить?
Крыть мне было нечем, осталось пробормотать:
– Я просто… наблюдатель.
– А я-то думала, ты пытался его остановить… – Лингвист покачала головой. – Решила, он поэтому на тебя набросился.
– Хочешь сказать, это не было подстроено? Что ты была не в курсе?
Я ей не верил, но знал: Джеймс не лжет.
– Я думала, что ты пытался их защитить. – Она тихо и невесело посмеялась над своей ошибкой, затем отвернулась. – Могла бы догадаться.
Могла бы. А еще могла бы понять, что подчинение приказам – одно дело, а вот выбор стороны не сделал бы ничего, лишь поставил бы под удар мою профессиональную этику.
Впрочем, сейчас я мог бы к этому привыкнуть.
– Это был наглядный урок, – напирал я. – У… учебная миссия. Невозможно пытать неразумное существо, и… я слышал тебя, Сьюзен. Для тебя это не было новостью: ни для кого, кроме меня…
Вы скрывали это от меня, все скрывали! Ты и твоя банда и Бейтс. Вы не один день пережевывали данные и приложили массу усилий, чтобы их утаить.
Как я это упустил? Как?
– Юкка приказал не обсуждать с тобой этот вопрос, – созналась Сьюзен.
– Почему? Именно ради этого я здесь!
– Он сказал, ты будешь… упорствовать. Если выбрать неверный подход.
– Подход! Сьюзен, он на меня набросился! Ты же видела, он…
– Мы не знали, что он на это пойдет. Никто не знал.
– И зачем он это сделал? Ради победы в споре?
– Он так говорит.
– Ты ему веришь?
– Пожалуй, – помедлив, она кивнула. – Кто знает? Юкка же вампир. Он… загадочный.
– Но его личное дело… я хочу сказать, прежде он никогда не скатывался до открытого насилия.
Она покачала головой:
– А зачем? Нас, остальных, ему ни в чем не надо убеждать. Мы и так вынуждены ему подчиняться.
– Я тоже.
– Он не тебя пытается убедить, Сири. А…
Я оставался проводником и был лишь средством, а не целью манипуляций Сарасти.
…И он планировал вторую лекцию. Но зачем идти на крайние меры, если Земля не могла повлиять на наши действия? Значит, Сарасти считал, что игра здесь не закончится. Он ждал ответных действий со стороны наших хозяев в свете новой… перспективы.
– Но какая разница? – вслух подумал я.
Лингвист молча взглянула на меня.
– Даже если он прав, что это меняет? – Я поднял заштопанную руку. – Шифровики обладают интеллектом, есть у них сознание или нет. Они в любом случае остаются потенциальной угрозой. Так какая разница? Зачем он так поступил со мной? Какой смысл?
Сьюзен повернулась к Большому Бену и не произнесла ни слова. Саша взглянула на меня и попробовала дать ответ.
– Это важно, – начала она, – если Сарасти прав, то получается, мы напали на них еще до отлета «Тезея». Даже до Огнепада.
– Мы напали?..
– Ты правда не понимаешь? Да, не понимаешь, – Саша тихонько фыркнула. – Черт побери, я в своей короткой жизни ничего смешнее не слышала.
Она подалась вперед, ее глаза сверкнули:
– Представь себе, что ты – шифровик и в первый раз сталкиваешься с человеческим радиосигналом.
Она вглядывалась в меня почти жадно; я подавил желание отпрянуть.
– Для тебя это совсем несложно, Китон. Самый простой фокус в твоей карьере. Разве ты – не пользовательский интерфейс, не «китайская комната»? Ведь ты же никогда не заглядываешь внутрь, даже на миг не ставишь себя на место другого, потому что судишь обо всем только по внешнему слою, по поверхности.
Лингвист смотрела на темный, тлеющий диск Бена.
– Вот оно – свидание твоей мечты, целое племя одних поверхностей. Нутра нет, разгадывать нечего, все правила известны. За работу, Сири Китон! Покажи, на что ты способен.
В голосе Саши не осталось ни презрения, ни пренебрежения. Даже ни капли гнева – ни в голосе, ни в глазах. Только мольба и слезы.
Они парили перед ее лицом крошечными, идеально круглыми бусинами.
– Представь себе, что ты – шифровик, – прошептала она снова.
* * *
Представь себе, что ты – шифровик.
Представь, что у тебя есть ум, но нет разума, есть задачи, но нет сознания. Твои нервы звенят от программ выживания и самосохранения, гибких, самоуправляемых, даже технологических, – но нет системы, которая приглядывала бы за ними. Ты можешь подумать о чем угодно, но не сознаешь ничего.
