— Вот бедолаги, — только и нашелся Дилан.
Алек стоял молча. За истекший месяц он как-то упустил, что революция может означать для экипажа «Гебена».
— Мне пора к товарищам. — Лилит, опустившись на колени возле своей холщовой сумы, стала вынимать из нее какие-то легковесные металлические трубки и куски шелка, собирая из них некую конструкцию с пружинами во внутренней части.
Вскоре эта штуковина была уже метров пять в поперечнике, да еще с полупрозрачными крыльями, как у комара.
— Это еще что? — удивился Дилан.
— Летучий парус, — пояснил Алек. — Только до Стамбула на таком не дотянуть.
— Мне так далеко и не надо, — сказала Лилит. — Внизу у скал ждет рыбацкая лодка моего дяди. — Она повернулась к Дилану и добавила: — Ты извини, но ему можно доверять. К тому же мне все равно надо было кому-то сообщить о нашем плане, иначе как бы мы потом возвратились в город.
— Сейчас? — вскинулся Дилан. — А как же Клопп с Бауэром? Нам надо узнать, как они!
— Конечно, они же ваши друзья. Но революции нужны ее лидеры, особенно сегодня. — Лилит посмотрела через бухту, и голос ее погрустнел. — Да и Нене я не могу надолго оставить.
На запыленных щеках Лилит появились новые бороздки от слез. Алеку невольно вспомнилась ночь, когда погибли его собственные родители. Странно, но сейчас вспоминалось лишь то, как он пересказывал всю эту историю Эдди Мэлоуну в обмен на молчание репортера. Такое чувство, будто рассказ притупил остроту воспоминаний.
— Насчет твоего отца… очень жаль, — нескладно, отрывисто сказал он.
Лилит покосилась на него с любопытством.
— А если султан нынче одержит верх, ты дашь деру куда-нибудь еще?
— Не исключено, — ответил Алек, хмурясь.
— Что ж, тогда удачи, — сказала девушка. — И золото твое очень пригодилось.
— Пожалуйста, если это можно принять как благодарность.
— Можно. — Лилит обернулась к Дилану. — Что бы ни случилось, я никогда не забуду того, что ты для нас сделал. Ты, пожалуй, самый замечательный мальчик из всех, кого я вообще встречала.
— Да ну. Я, это, просто…
Не дослушав фразы, Лилит обхватила Дилана и припала к его губам жарким поцелуем, который длился чуть ли не минуту.
— Извини, — оторвавшись наконец, сказала она, — просто любопытно было.
— Любопытно? Черт подери! — крикнул Дилан, прикрывая себе рот ладонью. — Да ты меня знаешь-то без году неделю!
Лилит, рассмеявшись, подняла летучий парус на воздух. Когда его крылья наполнились морским бризом, она подошла к краю скального обрыва, держа руки на пилотской распорке.
— Я знаю тебя лучше, чем тебе кажется, «мистер» Шарп, — улыбнулась она и, обернувшись к Алеку, добавила: — Ты даже не представляешь, какой у тебя на самом деле друг!
С этими словами она сделала шаг и канула в темноту. Алек, метнувшись к кромке обрыва, в ужасе глянул вниз. Летучий парус секунду-другую свободно падал, после чего выровнялся и начал плавно снижаться к морю. Ветер поднял его выше, почти вровень с вершинами скал, и Алек с Диланом на секунду снова расслышали смех Лилит. Затем парус сделал резкий поворот по направлению к огням города. Секунда, и он окончательно слился с темным небом.
— Мистер Шарп, — смешливо повторил Бовриль.
Алек покачал головой, дивясь на Лилит. Надо же: отец погиб, ее город в огне, а она летает стрекозой, да еще и хохочет.
— Вот сумасбродка!
— Да уж, — еще раз проведя ладонью по губам, кивнул Дилан. — Хотя целуется, надо признать, здорово.
Алек, поглядев на товарища, лишь покачал головой.
— Ладно, пойдем-ка выясним, что у нас с мастером Клоппом.
Железный голем лежал среди груды вагонов и разбросанного груза. Ноги у него были перебиты и искорежены. Внешне неповрежденной осталась лишь верхняя половина и крупная голова, лежащая на двух разбитых товарных вагонах, — ни дать ни взять великан, спящий на измятой металлической подушке.
Дэрин с Алеком подобрались поближе, ступая по обломкам электрики и битому стеклу. Вокруг торчали закрученные в штопор рельсы.
— Проклятье, — сказала Дэрин, когда они проходили мимо перевернутого вагона-ресторана с сиротливо полощущимися по ветру занавесками из красного атласа. — Хорошо, что на борту не было пассажиров.
— Можно пробраться к голове голема вот так, — предложил Алек, указывая на ручищу шагохода, зарывшуюся в сухую грязь.
Они полезли вверх по этой руке и вскоре заметили два неподвижных силуэта, прихваченных ремнями к водительским креслам.
— Мастер Клопп! — крикнул Алек. — Ганс!
Одна из фигур пошевелилась.
Это был Бауэр — глаза остекленевшие, руки нетвердо тянутся к застежкам ремней безопасности. Взобравшись вслед за Алеком, Дэрин помогла ему освободить беднягу.
— Was uns getroffen?[11] — спросил он слабым голосом.
— Der Orient-Express,[12] — объяснил Алек.
Бауэр ошарашенно на него посмотрел, после чего, оглядев картину всеобщего разгрома, постепенно стал возвращаться к действительности.
Втроем они отстегнули Клоппа и вытащили его на плечо голема. Мастер-механик по-прежнему не шевелился. Лицо у него покрывала запекшаяся кровь, пульс на шее едва прощупывался.
— Его надо срочно к врачу.
— Да, но каким образом? — всплеснул руками Алек.
Дэрин оглядела поле сражения — ни один из шагоходов не уцелел. А в небе горделиво разворачивался в профиль силуэт «Левиафана». В общем-то, этого и следовало ожидать: разделавшись с «Гебеном», воздушный корабль возвратился, чтобы получше рассмотреть останки пушки Теслы.
Дэрин хотела что-то пояснить, но тут Бовриль у нее на плече взялся изображать, будто топает.
— Шагоходы, — прислушавшись, сообразил Алек.
Дэрин обернулась в сторону города. Там над горизонтом виднелся с десяток дымных столбов.
— Может, это от комитета?
Алек покачал головой.
— Им даже неизвестно, что мы здесь.
— Так было задумано. Но ведь наша славная анархистка все рассказала своему дяде!
КАРТИНА РАЗГРОМА
Бауэр, нетвердо встав на ноги, поднял к глазам бинокль. Одна из линз была разбита, поэтому он смотрел, прищурив один глаз, как в подзорную трубу.
— Elefanten,[13] — сообщил он после недолгой паузы.
Алек ругнулся.
— По крайней мере, эти звери медлительны.
— Но нам надо унести отсюда Клоппа, — напомнила Дэрин.
— Без помощи тут не управиться.
— А где мы ее возьмем?
