— Что ты задумал?
— Наведу-ка я им шорох…
Полукровка был против этой авантюры. Он вообще не хотел приближаться к месту нападения, боясь, что на сей раз тиугальбцы потопят корабль. «Оболтус» не обращал внимания на его крики, ведь полукровка был всего лишь пассажиром и не имел никаких прав.
— Ты — идиот! — бушевал Кребдюшин, мечась по тесной рубке и натыкаясь на стены. — Послушай умного сапиенса! Нет, ты послушай!.. Аборигены взяли их в заложники. Так или не так?! — Полукровка саданул кулаком по пульту управления. Корабельный мозг не ответил. — Едва ты начнешь атаку, их убьют! — Он споткнулся о единственное кресло и врезался лбом в переборку. Это ничуть не умерило его пыл. — Ты-ыы!!! Животное!!! — вопил Кребдюшин. — Я при-иказываю тебе!!! — Голос его сорвался, и полукровка дал петуха.
Терпение «Оболтуса» лопнуло. Из переборки возникла рука и, ухватив Кребдюшина за шкирку, вышвырнула его в коридор. Размашистый бросок был приправлен мощным пинком под зад. Специально для этого кораблик отрастил могучую футбольную ножищу. Придав Кребдюшину дополнительное ускорение, «Оболтус» выстрелил им как из баллисты. Полукровка пролетел по короткому коридору, пока на его пути не возник люк грузового трюма. Удар был так силен, что мембрана люка лопнула, и Кребдюшин, попав внутрь, врезался в разобранный мини-экскаватор. И тут заработал тахионный передатчик.
— Иди сюда! — крикнул «Оболтус». — Непейвода хочет поговорить с твоим рабом.
Полукровка, потирая ушибленную голову, вывалился из трюма обратно в коридор. Войдя в рубку, он засыпал муравейника вопросами:
— Где вы? Кто они? Чего хотят?
— Некогда об этом. У них золотой горшок. Его отдадут только грибу. Тогда и нас выпустят.
— Сейчас все сделаем! — воскликнул Кребдюшин и побежал в каюту.
Разумный гриб лежал на полу у переборки, тихо посапывая. Его глаза-щелки были закрыты.
— Соглашайся на все! — страшным голосом шептал полукровка в слуховые щели гриба, когда за шкирку волочил его в рубку. — Иначе нам не жить!
И раб Кребдюшина согласился. Его Темнейшее Всплывательство был удовлетворен. Кораблик, уже не скрываясь, полным ходом рванул к подводному городу.
А потом началась бомбардировка. В толще воды вокруг «Оболтуса» стали рваться глубинные бомбы. Ударные волны от сотен взрывов крепко трепали кораблик. Били его снизу и с боков, швыряя и мотая как щепку. Оба пассажира, как мячики, летали по рубке. Корабельный мозг выл и стонал, переборки скрипели и покрывались трещинами. Из них текла похожая на сукровицу жидкость.
Пол ходуном ходил под ногами. Полукровка то и дело падал от толчков и орал благим матом, требуя немедля отсюда убраться. В сущности, он был прав — в любой миг кораблик могли потопить, но «Оболтус» не имел права уйти ни с чем. Маячки напарников пищали все громче. Две зеленые точки показались на экране сонара, и кораблик ринулся им навстречу.
Когда на экране переднего обзора возникли две маленькие фигурки, Кребдюшин замолчал и, вцепившись в подлокотники кресла, стал следить за приближением напарников.
Нырнув с бережка пещеры в воду, они ринулись следом за удирающими головастиками. Изо всех сил напарники старались не отстать, да куда там… По крайней мере, Платон и Двунадесятый Дом выскочили в магистральный туннель. Стены его дрожали, вода была полна мути, вырывавшейся из боковых ответвлений, которые уже завалила обрушившаяся порода.
Туннель привел напарников к большой воде. И теперь Непейвода плыл, работая одними ногами. Он прижимал к груди какой-то округлый предмет.
Полукровка не поверил своим глазам. Подождал, когда пловцы приблизятся, пригляделся… «О, майн гот!» — мысленно вскричал он, всплеснув руками, и вылетел из кресла при очередном толчке.
Увидев в руках Дома заветный горшок, Кребдюшин тотчас забыл о своих страхах и принялся понукать «Оболтуса», который и без того выжимал из своего движка все, на что тот был способен. Полукровка до того надоел корабельному мозгу, что, будь его воля, прямо сейчас вышвырнул бы его за борт. Но ради Платоши приходится терпеть…
Когда до спасительного входного люка оставалось два-три гребка, очередной, самый близкий взрыв швырнул пловцов о нос кораблика. И без того оглушенные, полуживые, после этого удара они начали уходить в глубину. Тела напарников, пойманные лучом корабельного прожектора, лежали в воде кверху светлыми брюшками, словно огромные дохлые лягушки. Илистое дно притягивало их в свои ласковые объятия. Муравейник даже сейчас не выпускал из рук золотой горшок.
* * *
От удара тысячи клеточек Двунадесятого Дома совсем очумели и перестали ему подчиняться. Фальштело распалось. «Мураши» аморфной массой наполнили скафандр. И только те, что составляли руки, продолжали стискивать драгоценный сосуд. Потом Непейвода, как всегда, овладел положением. Его спасала стальная воля. Минута беспорядочной кутерьмы в недрах скафандра — и перемешавшиеся было «мураши» снова заняли свое обычное положение. Тело заработало, с каждым движением восстанавливая былую силу.
С Рассольниковым дело обстояло гораздо хуже. Если бы не скафандр, он давно был бы мертв. Оглушенный взрывами, с лопнувшими барабанными перепонками, Платон плыл к «Оболтусу» на автомате. Ничего не соображая, он монотонно греб и греб, приближаясь к спасительному люку. И если бы не последний удар о корпус, он сумел бы дотянуть до кораблика.
— Сделай же что-нибудь! — визгливо крикнул Кребдюшин.
Растя из обшивки четыре длинные псевдоподии, кораблик тянул их к тонущим. Не дотянулся. Напарники шли ко дну быстрее, чем вытягивалась его гиперпластичная плоть.
— Тупая жестянка! — вопил полукровка. — Скорей, ты! Скорей!!!
Длины псевдоподий уже не хватало. Кораблик осторожно, чтобы не затянуть Платона и Непейводу в винт, подгреб к напарникам и снова попытался их подхватить. Плавучий муравейник вдруг зашевелился, заработал ластами, двинувшись навстречу. И вот уже похожие на пожарные шланги псевдоподии подхватили его за пояс и потащили к люку.
Бомбежка прекратилась. Кораблик этого даже не заметил. Рассольников лежал на спине, раскинув руки и ноги, и погружался во тьму. Забрав Непейводу, «Оболтус» нагнал тонущего археолога и, ухватив за ласты, подтянул к люку.
Полукровка и Двунадесятый Дом втащили Платона в каюту. Он не подавал признаков жизни. Когда Кребдюшин снял с него шлем, они увидели, что из носа и ушей Рассольникова течет кровь. Лицо было бордовое, глаза закатились.
— Состояние плачевное, — присосавшись к шее археолога, сообщил кибердиагност. — Жизненная функция — меньше десяти процентов и продолжает снижаться. Множественные кровоизлияния в головной мозг. Обширные очаги поражения. Надо штопать сосуды, рассасывать сгустки крови и регенерировать нервную ткань.
