— Гладко.
— Без оптического прибора вы ничего не увидите, — сказал Роб людям. Не сходя с места, он далеко протянул щупальце и, взяв на рабочем столе Антуанетты микроскоп, отдал его Карлосу.
Капитан приблизил микроскоп к подозрительному месту на контейнере, прильнул к тубусу и энергично завертел винты настройки.
— Что там? — спросил Стафо.
Вместо ответа капитан присвистнул и через несколько секунд, подвинувшись, уступил место у микроскопа штурману.
Штурман прильнул к тубусу. Перед ним блестела бесконечная серебристая поверхность передней грани контейнера. А посреди нее зиял глубокий кратер с рваными, как бы обожженными краями.
— Что это? — прошептал Стафо.
— Из контейнера произошла утечка, — бесстрастно, как всегда, произнес робот.
— Утечка чего? — повысил голос Стафо. — Ведь колба, как мы только что убедились, в порядке: она на месте и герметично закрыта!
Роб помолчал, раздумывая.
— Это верно, — сказал он, — бурое вещество на месте, но могла произойти утечка его эманации. Вот точка, куда она упала, — показал щупальцем Роб.
Люди низко склонились над полом.
— Вмятина слишком мала. Невооруженный человеческий глаз ее не различит, — предупредил Роб. — Вижу: капилляр тянется к двери.
Капитан распорядился:
— Роб, веди нас по следу. Мы пойдем за тобой.
Санпутер и Стафо, ведомые роботом, покинули отсек Антуанетты и двинулись по коридорному сектору. Роб то еле двигался, напряженно вглядываясь в слабо освещенный пол, то возвращался назад, потеряв из виду тончайший капилляр. Найдя нужную ложбинку, Роб мчался так, что люди за ним не поспевали.
Робот остановился настолько неожиданно, что Стафо, наткнувшись на него, едва устоял на ногах.
— Что случилось? — спросил штурман.
— Я знаю, куда ведет капилляр, — сказал Роб.
Дальнейший путь они проделали в молчании. Стафо чувствовал, что сердце, раздувшееся в болезненный ком, вот-вот выскочит из груди.
Когда они вошли в биозал, Роб сказал:
— Здесь капилляр разветвляется на множество ручейков.
— Покажи, куда ведет каждый, — негромко произнес капитан.
Первая трещинка в полу привела робота к двери, на которой красовалась цифра 13.
— Кто там находится? — спросил Стафо.
— Арпада, — сказал капитан.
Перед дверью соседнего отсека робот возился довольно долго, исследуя каждый квадратный миллиметр пола, раздвигая по одной ворсинке.
— Сюда капилляр не подходит, — произнес наконец Роб.
Капитан усмехнулся:
— Этому повезло больше.
— А здесь кто? — спросил Стафо. Просто чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Этот отсек пуст, — сказал Роб.
— Пуст? — не понял Стафо.
— Здесь должен был погрузиться в анабиоз старший штурман «Ренаты», — пояснил капитан.
Стафо приник лбом к люку, за которым спала Антуанетта.
— Но почему? — прошептал он. — Почему эта проклятая эманация, или не знаю там что, протянулась сюда, а меня оставила в покое, не тронула? Почему она меня не поразила?
Робот промолчал: вопросы, на которые не знал ответа, он попросту пропускал мимо ушей.
…Какое-то время они пребывали в оглушенном состоянии. Нужно было выработать план действий, на что-то решаться, но сделать это было непросто. Сознание ответственности сковывало, подавляло.
Для начала с помощью манипуляторов смонтировали снаружи систему лучеметов, которыми пытались в упор рассеять бурые облака.
Восстановили — с помощью Роба — бегущие ленты, и теперь, как прежде, с легкостью могли перемещаться из отсека в отсек. И это тоже была пусть маленькая, но победа.
Пробирку с бурым веществом они уничтожили, как только покинули биозал. Распылили ее в аннигиляционной камере «Ренаты». Но для капитана и штурмана это было слабым утешением.
* * *
«Электрон» оказался в гораздо лучшем состоянии, чем ожидал найти его Дор. Оставалось только сменить кое-какое безнадежно устаревшее оборудование — и можно было идти на перехват.
Но тут Око вселенной одолели сомнения…
Некогда там, на Земле, на другом берегу времени, в Зеленом городке, люди привили Дору универсальное правило поведения: всегда, в любых обстоятельствах проявлять осторожность и уважение к жизни, в каких бы формах она ни существовала. И хоть много веков протекло с тех пор, многое из того, что происходило с Дором позже, потускнело в его памяти — навыки, привитые некогда конструктором-воспитателем Рикардо Санпутером, горели в мозгу робота ярко, огненными литерами.
Недаром в последние дни Дор в мыслях все чаще обращался к прошлому. Как только Дор начинал думать, что живые существа на чужом корабле будут уничтожены, его тело начинало перегреваться и каждая жилка вибрировала от перенапряжения, готовая лопнуть.
* * *
Когда капитан вошел к Стафо, тот лежал в гамаке, устремив глаза в потолок.
— Ну что мы можем? Что? — сорвался на крик Стафо. — Пойми же, капитан, мы в мышеловке!
— Встать! — рявкнул капитан.
Стафо нехотя поднялся. Донельзя исхудавший, желтый, он напоминал мумию.
— Знаешь, штурман, есть такой афоризм: если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя, — уже спокойнее продолжал капитан. — Пока человек жив, жива и надежда. Пойдем-ка в отсек Арпады, еще раз поколдуем над загадкой анабиоза.
Капитан предложил отсек Антуанетты не без задней мысли: только там Стафо немного оживлялся и приходил в себя.
Держась за поручни, чтобы не слететь с бегущей ленты, они двинулись в путь. Когда они проезжали мимо биозала, Стафо обернулся и посмотрел на массивную дверь, пока она не скрылась за поворотом. Там, над двадцатью пятью дверьми, погасшие очи биочасов так и не вспыхнули.
Карлос Санпутер, однако, ни разу не обмолвился словом упрека. Он понимал, что творится на душе у Стафо.
— Афоризм насчет времени, которое убивает, сам небось придумал? — спросил Стафо.
— Сам, — признался капитан.
Они надолго умолкли.
— Послушай, Карлос! — нарушил молчание Стафо. — Ты веришь, что они проснутся когда-нибудь?
— Видишь ли, Стафо, в состоянии глубокого анабиоза человеческий организм гораздо менее уязвим к разного рода воздействиям. Зачем далеко ходить? На меня же, как видишь, эманация не подействовала. Да, кстати, и на тебя тоже.
— Так, может, рискнем? — произнес Стафо, и глаза его лихорадочно заблестели. — Черт с ней, с автоматикой! Давай сами включим механизм пробуждения.
— Я уже сказал — нет.
— Ты трус! — не сдержавшись, крикнул Стафо и тут же опустил голову: в чем, в чем, а в трусости, это знал каждый на борту «Ренаты», капитана не упрекнешь.
