За это изобретение фирма выплачивает мне один миллион долларов.
Прошло уже шестнадцать дней с тех пор, как я ушел от Граннита. Я купил машину и самолет. На машине я езжу с огромной скоростью, на самолете забираюсь высоко в небо, всякий раз расчетливо рискуя, чтобы выработать в себе страх. Через несколько дней это теряет для меня всякий смысл.
Через научные общества я собираю сведения о всех имеющихся в стране вычислительных машинах. Лучшей из них, безусловно, является Мозг, созданный Гранниттом. Я покупаю хороший компьютер и конструирую аналоговые устройства, чтобы улучшить его. Но меня беспокоит мысль: что, если я сконструирую еще один Мозг? Мне понадобятся тысячелетия, чтобы вложить в его ячейки памяти те данные, которыми уже располагает Мозг Граннитта.
Такое решение кажется мне иррациональным, а я слишком долго мыслил логически, чтобы сейчас перестраиваться.
Тем не менее, когда я подхожу к коттеджу на тридцатый день, я принимаю определенные меры предосторожности. Несколько нанятых мною людей лежат в кустах, готовые по первому моему сигналу открыть огонь.
Граннитт ждет меня.
— Мозг сообщил мне, что ты пришел сюда вооруженный, — говорит он.
Я пропускаю его слова мимо ушей.
— Граннитт, — говорю я, — каков ваш план?
— Смотри!
Какая-то сила неожиданно хватает меня, парализует все мои движения.
— Вы нарушаете слово, — говорю я, — а моим людям приказано стрелять, если я время от времени не буду их окликать.
— Я намерен кое-что показать тебе, — говорит он. — Это не займет и минуты. Скоро ты будешь свободен.
— Хорошо, слушаю вас.
Мгновение — и я становлюсь частью его нервной системы. Он небрежно вынимает из кармана записную книжку и листает ее. Взгляд его останавливается на числе 71823.
Семь один восемь два три.
Я уже чувствую, что связан через его мозг с обширными ячейками памяти и компьютерами, которые раньше составляли мое тело. Используя их превосходный интегральный аппарат, я умножаю число 71823 на себя, извлекаю квадратный и кубический корни, делю 1/182 часть его на семь 182 раза, делю полученное число 71 раз на восемь, беру его 823 раза из корня квадратного из трех и, раскладывая пятизначное число на серии 23 раза, умножаю полученный результат на себя.
Я проделываю все эти операции одновременно с тем, как Граннитт начинает думать о них, и мгновенно передаю ответы в его мозг. Ему должно казаться, что он сам делает вычисления, настолько совершенен этот союз человеческого ума с механическим мозгом.
Граннитт возбужденно смеется, и в ту же секунду силовое поле, удерживающее меня, исчезает.
— Мы вместе как один сверхчеловек, — говорит он. И добавляет: — Моя мечта может стать реальностью. Человеку, работающему в союзе с машиной, доступны знания, о которых раньше трудно было даже подумать. Перед нами открываются пути к планетам, может быть, к звездам, и физическое бессмертие тоже, возможно, окажется нам по плечу.
Его возбуждение передается мне. Вот наконец то чувство, которого я тщетно пытался добиться в течение минувших тридцати дней. Я медленно говорю:
— Какие ограничения будут мне поставлены, если я соглашусь работать по вашей программе?
— Ячейки, в которых хранится память о случившемся, будут уничтожены или дезактивированы. Как полагаю, тебе следует позабыть все, что произошло.
— Что еще?
— Ни при каких обстоятельствах ты не сможешь управлять человеком!
Я раздумываю над этим условием и вздыхаю. Вполне естественно, ведь для него — это необходимая мера предосторожности.
— Ты должен согласиться, — продолжает Граннитт, — чтобы многие люди одновременно могли пользоваться твоими способностями. В конечном итоге, как мне думается, без тебя не обойдется добрая часть всего человечества.
Стоя на свежем воздухе, являясь частью Граннитта, я чувствую, как пульсирует кровь в его венах. Он дышит, и физическое ощущение этого приводит меня в экстаз. По собственному опыту я знаю, что ни одно искусственно созданное существо не может так чувствовать. А вскоре у меня будет контакт не с одним, а с многими людьми. В меня вольются мысли и ощущения целой расы. Физически, умственно и духовно я буду частью единственной разумной жизни на Земле.
Мне более нечего бояться.
— Хорошо, — говорю я, — тогда давайте действовать сообща, как договорились, шаг за шагом. Я буду не рабом, а другом Человека.
Перевод с английского М. Гилинского.
— Добрый день, да, я Мальколым Блин, это я утром звонил вам из деревни… Можно войти? Я вас не отрываю?.. Спасибо. Сейчас я вам все расскажу, и, если вы — тот человек, из-за которого я ношусь по всей стране, дело пахнет миллионами… Нет-нет, я ничего вам не собираюсь продавать… Никаких золотых приисков, атомных двигателей внутреннего сгорания и прочего. Вообще-то, я торговец, всю жизнь им был и прекрасно понимаю, что выгляжу как торговец с головы до пят. Но сегодня я ничего не продаю. Сегодня я покупаю. Если, конечно, у вас есть то, что мне нужно. То, о чем говорил посыльный… Да послушайте, я не псих какой-нибудь. Сядьте и дайте мне сказать до конца. Это не обычный посыльный. И вообще, он такой же посыльный, как Эйнштейн — бухгалтер. Сейчас вы все поймете… Держите сигару. Вот моя визитная карточка. «Краски для Малярных Работ Малькольма Блина. Любая Краска в Любом Количестве в Любое Место в Любое Время». Само собой, под «любым местом» подразумевается только континентальная часть страны, но звучит красиво. Реклама! Так вот, я свое дело знаю. Я смогу продать с прибылью все что угодно. Новую технологию, услуги, какую-нибудь техническую штуковину… Народ валом повалит. У меня в кабинете на стене есть даже цитата из Эмерсона. Слышали, наверно: «Если человек может написать книгу лучше других, прочесть лучше проповедь или сделать мышеловку лучше, чем его сосед, то пусть он хоть в лесу живет, люди протопчут к его дому тропинку». Железный закон! А я — тот самый парень, что заставляет их пробивать тропу. Я знаю, как это делается, и хочу, чтобы вы сразу это поняли. Если у вас есть то, что мне нужно, мы сможем такое дело провернуть!.. Нет-нет, у меня все дома… Вы, вообще-то, чем занимаетесь? Цыплят выращиваете? Ну ладно. Слушайте…
Было это пять недель назад, в среду. К нам как раз поступил срочный заказ. Время — одиннадцать часов, а к полудню надо доставить триста галлонов белой краски в Нью-Джерси на стройку одной крупной подрядческой фирмы, с которой я давно хотел завязать прочные отношения. Я, естественно, был на складе. Накачивал Хеннесси — он у меня за старшего, — чтобы тот накачал своих людей. Канистры с краской грузили и отвозили с такой же молниеносной быстротой, с какой в банке вам отвечают отказом на просьбу об отсрочке платежа. Короче, все бегают, суетятся, и тут Хеннесси ехидно так говорит:
— Мальчишки-то, посыльного, что-то долго нет. Наверно, ему уже надоело.
Человек десять прервали работу и засмеялись. Мол, начальник шутит, значит, положено смеяться.
— С каких это пор у нас новый посыльный? — спрашиваю я Хеннесси. — По-моему, до сегодняшнего дня я здесь принимал на работу и увольнял. Каждый, кто поступает вновь, должен быть зарегистрирован. А то что ни день, то новые… Ты слышал про законы о детском труде? Хочешь, чтобы у меня были неприятности? Сколько ему лет?
— Откуда мне знать, мистер Блин? — отвечает Хеннесси. — Они все выглядят одинаково. Девять, может, десять, а может, и все одиннадцать. Худой такой, но не дохлый и одет не бедно.
— Нечего ему здесь делать. А то еще прицепятся к нам из Совета по образованию или из профсоюза. Хватит с меня двух водителей-идиотов, которые по карте Пенсильвании доставляют груз в Нью-Джерси…
Хеннесси начал оправдываться.
— Я его не нанимал, ей-богу. Он пришел с утра и начал ныть, что, мол, хочет «начать с самого низа» и «показать себя», значит, что, мол, «далеко пойдет», чувствует, мол, что «сможет выбиться в люди», и ему, мол, «нужен только шанс». Я ему сказал, что у нас дела идут туго и мы бы даже самого Александра Грейэма Белла не взяли сейчас на должность телеграфиста, но он согласился работать за бесплатно. Все, что ему, мол, нужно, — это «ступенька на лестнице к успеху», и дальше в таком же духе.
— И что?
— Ну, я сделал вид, что раздумываю, потом говорю: «Ладно, дам тебе шанс. Поработаешь посыльным». Вручил ему пустую банку и приказал срочно найти краску, зеленую в оранжевый горошек. Пошутил, значит. А он схватил банку и бегом. Парни тут чуть не померли от смеха. Я думаю, он больше не вернется.
— Да уж, смешнее некуда. Как в тот раз, когда ты запер Вейлена в душевой и подсунул туда бомбу-вонючку. Кстати, если фирма не получит краску вовремя, я вас с Вейленом местами поменяю — вот тогда совсем смешно будет!
