— Я заперла дверь на улицу.
— И правильно, — он посмотрел на дверь во двор, где ракшас скрылся за странной растительностью.
— Я собиралась пойти вниз, на пост службы безопасности, чтобы спросить у охранника, что он знает.
— Да, — кивнул Том, начавший приходить в себя. — Именно так мы и поступим.
Вместе они поспешили по грязному и плохо освещенному коридору к южной лестнице, и Том заметил под самым потолком телевизор с квадратным, фут на фут, экраном, которого никогда там не было. Подставка чуть накренилась, сам телевизор не работал.
Когда они подходили к двери, она открылась — от неожиданности они остановились как вкопанные, — и в коридоре появился Сайлес Кинсли с пистолетом в одной руке и фонариком в другой.
— Мистер Кинсли, мир сошел с ума! — воскликнула Падмини. — Все выключилось, переменилось.
— Да, я знаю, — ответил адвокат. — Кого вы видели?
— Демонов, — ответил Том и с недоумением отметил, что Сайлеса Кинсли такой ответ, похоже, совершенно не удивил.
— Мы собирались спуститься вниз и спросить Вернона Клика, что ему известно.
— Он мертв, — сообщил им адвокат. — Пост службы безопасности не такой, как прежде. Внизу нам делать нечего.
* * *
Айрис
Их слишком много, и они говорят все сразу, и говорят слишком много. Айрис не может отгородиться лесом и идти путем Бэмби, со всеми этими разговорами, жужжащими, жужжащими, жужжащими вокруг нее голосами. Она не просто слышит голоса, но чувствует, как распиливают они ее уши, у всех слов острые зубцы, и это не мягкие голоса, а грубые, встревоженные. Слова еще и душат ее, слова — веревка, сдавливающая ей шею, точно так же, как петля силка едва не удавила Друга Зайца, и дышать Айрис все труднее и труднее.
У старой женщины пистолет, а оружие — это плохо. Охотник убил Годо, друга Бэмби, ранил самого Бэмби в плечо, кровь лилась и лилась, и Бэмби хотелось лечь и спать, только спать, но сон означал смерть.
Айрис какое-то время прижимает руки к ушам, но потом боится, что не услышит крика сойки, когда он раздастся. А она обязательно должна его услышать, ведь сойка своим криком предупреждает весь лес, что опасность близка, что охотник уже среди деревьев.
Не решаясь поднять голову, в полной уверенности, что ее сокрушит вид всех этих разговаривающих людей и все эти изменения, она смотрит в пол. Наклонив голову, скрестив руки на груди, сунув кисти под мышки, она старается стать маленькой-маленькой, насколько это возможно, чтобы никто ее не замечал.
Коты снова на полу, никто их не гладит, они ходят по комнате. Она наблюдает за ними, потому что они помогают ей думать о лесных животных. Она помнит прекрасных олених, Фэлин, и тетю Эну, и тетю Неттлу, и Марену, и она успокаивается, думая о них.
Один из котов лишает Айрис спокойствия, когда смотрит на нее с нескольких футов, и она видит, что оранжевые глаза изменились, стали черными, словно озера чернил. И двигается кот не так, как раньше, не так грациозно. Словно больной. Он отшатывается от нее. Второй кот появляется в ее поле зрения, и у него тоже такие же странные черные глаза. Он открывает пасть, в которой что-то шевелится, будто кот поймал мышь с шестью хвостами, и эти серые хвосты то вылезают из пасти, то скрываются в ней.
Леса здесь нет, и уже никогда не будет в этой комнате, где слишком много голосов и слишком много изменений, все стало другим, даже коты, нормального ничего нет, нет ничего безопасного. Лес можно найти где-то еще, подальше от встревоженных голосов и ухмыляющихся котов.
Бесшумная, как Друг Заяц, быстротой превосходя белку, Айрис выскальзывает из комнаты, через арку, пытаясь увидеть молодые буки, и золотарник, и терновник, и ольху, в поисках безопасной лощины, заросшей орешником, утесником и кизилом, ветви которых переплетаются, и солнечные лучи превращают их в золотую сеть, безопасную и скрытую от людей лощину, где родился Бэмби.
* * *
Бейли Хокс
Они не стали тщательно обыскивать второй этаж, быстро обошли его. Сам Бейли, Туайла, Уинни, Спаркл, Айрис и Кирби жили на этом этаже, и искать их не требовалось. По словам Спаркл, ее непосредственные соседи, Шеллбруки из квартиры «2–3», уехали в отпуск, и Кордованы из «2-Д» — тоже. Квартира «2-И» пустовала, выставленная на продажу. Роули и Джун Таллис, владельцы ресторана «У Топплера», целыми днями находились на работе. Скорее всего, и в момент прыжка.
Бейли время от времени спрашивал: «Есть здесь кто-нибудь?» — но ответа ни разу не получил. Он и Кирби спустились по северной лестнице на первый этаж, где и увидели трех человек около двери в вестибюль. Они шли к ним по коридору. Бейли сразу узнал Падмини Барати, а потом Тома Трэна и Сайлеса Кинсли, все еще одетых в плащи.
Все пятеро сошлись у туалетов, которыми пользовались люди, приходившие на вечеринки в банкетном зале. Поскольку свет грибов напоминал Бейли масляные лампы со слюдяными стенками, увиденные им на стенах одной пещеры в Афганистане, где талибы устроили оружейный склад, он чувствовал, что это не просто путешествие во времени, но война, участниками которой они стали неожиданно для себя. Никто из его людей, насколько он знал, еще не умер, но боевые действия могли начаться в любой момент. И, судя по испуганным лицам Падмини, Тома и Сайлеса, они придерживались того же мнения.
* * *
Уинни
Он не подозревал об уходе Айрис, пока не посмотрел на девочку. Увидел, что та уже миновала арку и приближается к дальней стене соседней комнаты, фигурка-тень, движущаяся сквозь этот жутковатый желтый свет.
В большинстве книг, которые читал Уинни, действовал герой, иногда и не один. Разумеется, он отождествлял себя с героем, а не с плохишом. Быть плохишом труда не составляло, а вот герою жизнь раем не казалась. Начитавшись книг, Уинни понимал, что преодоление препятствий — самый верный путь к успеху и счастью. Его мать любила сочинять песни, но на гармоничное соединение стихов и мелодии требовалось положить немало усилий. И она работала долгие часы, сочиняя, совершенствуя. Она добилась и счастья, и успеха. По-своему могла считаться героем. Отца, Фаррела Барнетта, Уинни, по большому счету, не причислял к злодеям. Он не взрывал церкви, не расстреливал щенков, не рубил старушек топором. Но и героем Уинни назвать его не мог. Слишком часто его отец выбирал легкий путь. Плюхаться в кровать с любой крошкой, которая подмигнула ему, куда легче, чем хранить верность жене. Уинни видел, как отец иногда напивался со своими дружками. А напиться — самое легкое, что можно сделать. И отчитывать сына за то, что он недостаточно мужественный, у всех на глазах тоже очень легко. Куда труднее тому, кого отчитывают. И прислать последнюю рекламную фотографию проще, чем приехать к сыну и отправиться с ним в парк развлечений или куда-то еще. Уинни не относил отца к злодеям, но все-таки видел его перешагнувшим границу между добром и злом. А оказавшись на той стороне, уже проще и дальше скользить вниз. Уинни не хотел выбирать легких путей, потому что стремился к счастью. Несмотря на славу, богатство и обожание тысяч поклонниц и поклонников, счастливым Фаррел Барнетт не был. Уинни видел, что отец несчастен. Именно по этой причине его не отпускали грусть, злость и страх. Уинни всегда думал, что с его отцом случится что-то ужасное, и не хотел видеть, что это могло быть. Он не мог посоветовать отцу выбирать трудные пути вместо легких, потому что не хотел, чтобы его сунули головой в унитаз. Один из дружков Фаррела однажды затеял с ним ссору, оба к тому времени уже успели крепко набраться, так старина Фаррел засунул голову бедолаги в унитаз. К счастью, чистый. Уинни не мог спасти своего отца. Зато сам мог избегать легких путей, выбирать трудные и надеяться на лучшее.