— Нет, — после секундного колебания заявил я. — Предпочту остаться здесь: вампирам я верю больше — вы уж извините.
— Подними правую руку, — донеслось снизу.
— Чего?
— Подними правую руку. Вытяни ее перед собой. Или ты боишься сделать даже это?
Страшно подумать, сколько народу стало жертвой банального упрека в трусости. Но опять же, что со мной может случиться? Я поднял руку так, как просили.
Зло просвистевшая стрела пробила одежду ниже подмышки и, лишь чуть-чуть сбавив скорость, ушла дальше. Ой…. Это что же получается?..
Ну ладно, демонстрация демонстрацией, а одежду зачем портить?
— Надеюсь, ты сообразил, что жив до сих пор только благодаря нашей доброй воле?
Какие высокие слова!.. И, увы, абсолютно верные. В следующий раз не стану изображать мишень. И летать буду затейливым зигзагом, да при сильном ветре.
— Чего Вы хотите? — мысленно воскликнул я.
— Поговорить с тобой. Просто поговорить! Спускайся.
Я так и сделал. Что мне еще оставалось?
На земле ждали пятеро. Пять бойцов невидимого фронта, встречающие планирующего сверху врага. Пять пар рук, сжимающих арбалеты, с которых так и норовили сорваться выпивающие жизнь стрелы. Пять охотников на вампиров — существ, подобных мне.
Они следили за каждым моим движением. Наконечники стрел склонялись все ниже, перекрывая пути возможного бегства — эти ребята даже не собирались притворяться дружелюбными. Как же меня угораздило вляпаться в такое… нехорошее?
Мысли охотников скрывала непробиваемая защита. Непробиваемая — сказано сильно, но в данной ситуации мне следовало вести себя вежливо и аккуратно. Чем я и занимался, планируя медленно, руки держа на виду, клыки — спрятанными. На лице — радость а-ля «Ребята, как здорово вас тут встретить!» Последнее удавалось плохо.
— Чем могу быть полезен? — сипло выдавил я, коснувшись земли.
— Многим, — сжато ответил один из встречающих. Тот же, который разговаривал со мной до этого. — Если конечно, тебе не безразлична судьба учителя.
— Сергей Викторович не был моим учителем! — яростно огрызнулся я, даже не задумавшись над истинностью своей реплики: не люблю, когда на меня давят. — Наставником — да! Другом — да! Но учителем… Он не мог быть моим учителем изначально: охотник не будет пестовать вампира.
Боже, что со мной происходит? Зачем я это говорю?! Все болезни от нервов! Но не показывать же им, что дико боюсь?
— Если бы Дроботецкий не пестовал тебя, у нас пошел бы, извини, другой разговор. Он за тебя ручался. Но я совсем не уверен, что это правильно — судя по твоему… настрою.
— Я не навязывался! — спустили под прицелом, да еще и права качают!
— Ты отказываешься?
— Что?
— Отказываешься помогать ему? Уходишь?
Ухожу? Нет, я отвернуться не могу, пусть даже некоторые ведут себя по-свински. Ради Сергея Викторовича можно и потерпеть.
— …Хорошо, я немного погорячился, — признал я после некоторого раздумья. — Извиняюсь. Было бы здорово, если бы другая сторона опустила арбалеты. В знак примирения.
Говоривший со мной охотник нехотя повел рукой. Смертоносные устройства послушно склонились к земле. Я перевел дух.
— Итак, что вы хотели мне сказать?
— Нам нужна твоя помощь. Дроботецкий в плену у Старейшего по имени Фаргел. Мы хотим…
— Где в плену? — перебил я, не веря собственным ушам.
— У вампира по имени Фаргел, — бесстрастно подтвердил охотник. — Раз у тебя с ним сложились какие-то отношения, ты можешь сделать так, что Дроботецкого отпустят без крови.
И дернул же меня черт спросить:
— Без вашей крови, имеется ввиду?
Охотник неприязненно глянул на меня, но все-таки подтвердил:
— Именно так. Но, если Сергей Викторович для тебя что-то значит, ты сделаешь все, что можешь. Мы оставим Старейшему жизнь — в обмен на жизнь Дроботецкого.
«Плохо вы знаете Фаргела, товарищи».
Вслух я сказал иное:
— Фаргел — один из самых сильных вампиров, которых я знаю, один из самых сильных вампиров на всей планете. Не уверен, что он станет с вами договариваться.
— Забыл добавить, что он очень умен, — поправил меня собеседник. — Конечно, он не будет с нами договариваться: это было бы непоправимой глупостью с его стороны. Между нами не может быть никаких разговоров. Зато он станет разговаривать с тобой.
— С какой стати?
— Потому что он тоже был твоим учителем — или пытался им быть, не знаю точно.
— У нас — дружеские отношения, но этого мало: я не имею никакого влияния на его поступки. Нужно что-то, способное Фаргела заинтересовать. Нужно предложить ему что-то взамен!
— Этим тебе и предстоит заняться, — нагло подтвердил охотник.
Пытаясь уверить себя, что все не так безнадежно, я глубоко вздохнул, неторопливо выдохнул.
— Но у вас все равно должен быть какой-то план действий: что, зачем и как?
— План есть. Он состоит всего из двух пунктов. Первый — предусматривает мирное разрешение ситуации; второй — нашу атаку, если ты или Фаргел откажетесь помогать.
— Это все?
— Да. Мы можем только атаковать. Сам понимаешь, никому из нас это не нужно. Сначала попробуем договориться.
В смысле, я должен договариваться. А называться все это будет «совместная операция».
— Но что я должен ему сказать?? — растерянно спросил я прерывающимся голосом. Стоящие рядом люди снисхождения не проявили.
— Думай сам: здесь все зависит от тебя. Просто потому, что мы никогда не вступали в переговоры с вампирами. Мы их уничтожаем.
— Все равно, — тоскливо предугадывая ответ, возразил я, — вы столько лет выслеживали вампиров, что у вас должны быть какие-то сведения о них: что-то такое, что могло бы пригодиться мне в разговоре со Старейшим.
— У нас есть хронология совершённых им убийств. Нужна? У вампира такого возраста нет привязанностей. Все, что ему нужно — это пища. И то он может неделями обходиться без нее. Что-либо иное его просто не интересует.
— Чушь! Вы сами назвали его моим учителем! Да, он хотел быть им. Значит, кроме пищи, его интересует что-то еще!
На мой отчаянный вопль ответили не сразу. Тихо, будто страшась поверить в свои слова, охотник произнес:
— Ты прав. Но мы по-прежнему ничем не можем тебе помочь. Прости. В своих перемещениях Фаргел от нас не зависит, а заключить с ним перемирие невозможно: он просто не станет с нами разговаривать.
Я скептически поднял бровь:
— Но я-то с вами разговариваю.
— Тебя остановить было гораздо проще, чем его. Я знаю, о чем ты думаешь: мол, решили все свалить на тебя. Если получится — мы в выигрыше. А не получится — ничего не потеряем.
