Дэйн поинтересовался, внимательно глядя на Аратака:
— Я должен понимать твои слова как согласие попытаться вместе со мной сделать все возможное, чтобы организовать побег? Я считаю, что мехары недооценивают нас. Они, наверное, уверены, что умнее и смелее всех, во всяком случае своих пленников они явно считают глупцами и трусами. Думаю, ты заметил, что двери остаются незапертыми и фактически не охраняются как минимум на протяжении получаса дважды в день?
— Заметил, — ответил Аратак. — Иногда мне кажется, что уж слишком все просто. Точно они нарочно соблазняют нас возможностью устроить побег. С какой вот только целью, хотелось бы знать? Хотят порезвиться и пострелять в бунтовщиков? Они бы могли каждый день убивать нас, если бы им вздумалось. Одним словом, я пришел к тому же выводу, что и ты: это проявление их чванливого презрения к нам. Мехары просто не считают кого-либо, кроме самих себя, достаточно храбрыми, чтобы воспользоваться такой возможностью. Стало быть, они полагают, что мы боимся их и их хлопушек. — Аратак сделал паузу, его обычно спокойный голос зазвучал гневно: — Разве тебе не хочется проучить этих наглых котят за их самоуверенность?
Дэйн, в порыве дружеских чувств, протянул человеку-ящерице руку и воскликнул:
— Я с тобой!
Лишь почувствовав осторожное прикосновение когтистой лапы собеседника, Марш вспомнил, что его друг мало похож на тех, кого принято называть людьми.
Придя к соглашению, приятели устроились в уголке и принялись обсуждать свои планы.
— Вдвоем мы ничего не сможем сделать. Стало быть, понадобится время для того, чтобы прийти к взаимопониманию с будущими сторонниками.
— Совершенно верно. Божественное Всемудрейшее Яйцо учит нас: «Для того чтобы акция, продиктованная безрассудным отчаянием, увенчалась успехом, она должна быть спланирована с вдвойне большим тщанием, нежели деяние глубокой мудрости».
В сути своей весь их план казался довольно простым и понятным и вместе с тем был куда более сложным, чем тот, которым руководствовался погибший бедолага из соседней камеры. Надо было извлечь максимум пользы из промежутка времени между открыванием и закрыванием замков камер. Следовало напасть на мехаров, обезоружить их и проложить себе путь прочь из узилища. Конечно, во время схватки пираты-работорговцы могут убить кого-нибудь из узников — Дэйн не исключал, что именно он и станет одним из тех, кто пострадает сильнее прочих, скорее всего так и случится, — но мехары, разумеется, не смогут убить всех, следовательно, остальным удастся спастись.
Хорошо, допустим — они вырвутся из отсека с камерами, что дальше? Узникам не миновать встречи с остальными членами команды, которые, вне всякого сомнения, вооружены. Кроме того, в госпитале имеются генераторы парализующих полей, значит, они могут оказаться и в других отсеках громадного корабля.
— Вдвоем нам ни за что не справиться, — сказал Дэйн Аратаку.
— Я и мысли подобной никогда не допускал.
— Мы даже не можем в одиночку строить планы. Я, например, почти ничего не знаю о мехарах и о ваших звездолетах. Ваша цивилизация для меня — тайна за семью печатями. Я понятия не имею, какое оружие используется народами вашего Содружества, и весьма слабо представляю себе, что оно собой являет. Для того чтобы построить сколь-либо разумный план, нам нужна помощь.
— Полагаю, что ты прав, — произнес огромный человек-ящерица. — Только прежде чем обращаться к кому-либо за помощью, нам следует решить, кто того стоит, а кого лучше до времени оставить в покое, чтобы преждевременными действиями, паникой или даже по злому умыслу, надеясь на какие-то послабления в отношении себя со стороны мехаров, они не выдали нас… Да-да, и об этом стоит подумать. — Серые щеки Аратака слегка засветились. — Я ищу ответа в мудростях Яйца, ибо полагаю, что ты и сам можешь стать слабым звеном нашего плана, так как поспешишь выложить все Даллит.
Тут Дэйн почувствовал, что в душе его зашевелился страх, страх не за себя, а за девушку. Марш так старался избавить Даллит от всех нежелательных мыслей, которые могли бы взволновать ее! Случившееся со спятившим человеком столь ее потрясло, что на какое-то время Дэйн перепугался: не впадет ли она опять в апатию и не пожелает ли умереть?
— Я думаю иначе, — произнес Марш хриплым голосом. — Полагаю, прежде всего следует поговорить с Райэнной.
Он надеялся, что, возможно, таким образом ему удастся оградить Даллит от лишних опасностей, до тех пор пока все страшное не окажется позади…
Теперь Марш не сомневался, что изменения вида кожи Аратака ему не грезятся (проснувшись однажды ночью, он увидел, что все тело рептилии излучает ровный слабый свет, и решил, что продолжает спать), но он еще не знал, почему человек-ящерица наморщил свой лоб и что означает свечение вокруг краешков жабр существа, напоминающего земноводное. Что-то происходило в душе Аратака, но чем вызваны эти явления: симпатией, радикальным несогласием или даже раздражением, — Дэйн пока сказать не мог. Голос рептилии звучал столь же ровно, как и всегда:
— Что-то есть в вас, обезьяноподобных… Мне трудно понять, но вы словно нюхом друг дружку чуете. Постараюсь позднее разобраться в этой проблеме, а сейчас… Думаю, ты прав… Если считаешь нужным, поговори с Райэнной.
Дэйн дождался очередной раздачи пищи, и, когда все сокамерники, разобрав подносы, стали устраиваться, чтобы поесть, он коснулся руки Райэнны.
— У меня к тебе разговор, — сказал Марш, понижая голос едва ли не до шепота, и, увидев, что женщина резко повернулась к нему, предостерег ее: Просто сиди рядом и ешь.
Пока оба распаковывали свои подносы, Дэйн в общих чертах обрисовал Райэнне свои наблюдения и их с Аратаком план. Темные глаза рыжеволосой инопланетянки засветились злобой.
— А я уж стала думать, что никто, кроме меня, ничего не видит! Создалось такое впечатление, что все здесь или безнадежные трусы, или сумасшедшие храбрецы! Ты совершенно прав, мы можем попытаться, но что бы я могла сделать одна? Я ведь все-таки женщина. Я с тобой, Дэйн, пусть даже я стану первой жертвой!
Марш горько усмехнулся:
— Я-то думал: важнейшая из присущих тебе добродетелей — смирение, судя по тому, что ты считала смерть Даллит неизбежной и позволяла ей тихо умирать.
— Я считала, что поступаю правильно, основываясь на своих знаниях о представителях ее народа, — упорствовала Райэнна. — Невеждам легко принимать решения. Я же ученый и меняю свой взгляд на ту или иную проблему только под давлением фактов. Наблюдая в течение всего этого времени за мехарами, впрочем как и за нашими сокамерниками, я стала более оптимистично смотреть на будущее.
— Ты понимаешь, — медленно проговорил Дэйн, — что если мы с тобой возьмем на себя роль руководителей мятежа, то вполне можем оказаться первыми, кого подстрелят? А смерть от нервно-паралитического разряда — не из приятных.
— Если такое случится, то для меня все будет кончено. Тогда мне уже не надо будет беспокоиться о дальнейшем, разве не так? Но уж если у нас что-нибудь получится… Что, по твоему мнению, станет следующим шагом? Ты ведь не думаешь, что все кончится, едва мы просто выйдем из наших камер?
— Я не знаю, что делать дальше, — честно сознался Дэйн. — Затем я и пришел к тебе. Я не гожусь в руководители всего предприятия. Я могу и буду драться, чтобы вырваться из клеток. А вот в дальнейшем пользы от меня будет как от паруса на звездолете. Ты не забывай, что я из периферийного мира. Все мои знания о звездолетах можно крупными буквами вырезать на ногте моего большого пальца, да еще место останется. Думаю, для того чтобы обеспечить себе возможность освобождения, нам следует захватить кого-нибудь из стражников-мехаров в заложники. Представители столь надменных народов, как правило, довольно высоко ценят жизнь своих соплеменников, что не мешает им обращаться с инопланетянами как со скотом. Впрочем, мехаров я совершенно не знаю. Даже если нам и удастся перебить или каким-нибудь еще образом одолеть всех этих ублюдков с львиными рожами, дальше от меня пользы не будет. Я не только не знаю, как управлять кораблем и как привести его в безопасный космопорт, я даже сигнала «SOS» подать не смогу, если мы потерпим аварию, например, упадем на солнце.
