Вторую чашку — деревянную — я принял уже с восторгом и благодарностью, тем более, что новый напиток был прозрачен, душист и сладковат. Все мои мышцы сразу одеревенели, рука с растопыренными пальцами застыла в воздухе, восторженный возглас застрял в горле, вытянутый в трубочку язык так и остался за пределами рта. Не могу сказать, сколько времени я провел в таком состоянии — может, минуту, а может, час. Мыслей не было. Желаний тоже. Из человека я превратился в деревянную статую.
Наконец, внутри меня словно лопнула какая-то туго натянутая пружина. На мгновение полегчало. Потом жаром шибануло одновременно в голову и ноги. Железо мышц превратилось в студень, и я рухнул на спину, беспомощный до такой степени, словно кто-то острой бритвой перерезал мне все сухожилия.
Третью чашку, на этот раз железную, проклятый колдун выплеснул в мой широко разинутый рот. Были в ней кровь ехидны, яд змеи и молоко скорпиона. И стало мое тело воском, мысли черным вихрем, а душа бесполезным паром. Бездонный, призрачный тоннель разверзся передо мной, и я заранее знал, куда именно он ведет.
Я был теперь почти трупом, и, чтобы убедиться в этом, страховидный старик (нас, кажется, знакомили когда-то, имя его, если не ошибаюсь, Харон) легко выдернул из сустава большой палец моей левой ноги — при этом раздался сухой звучный щелчок — и поставил его перпендикулярно остальным. Результат, видимо, удовлетворил его. Вернув палец на место, он вплотную занялся моим голеностопом. Долго растирал и мял его, энергично вращал и встряхивал, потом последовал резкий, но совершенно безболезненный рывок. Стопа моя, ставшая вдруг похожей на уродливую короткопалую ладонь, вывернулась назад, а впереди оказалась пятка. Тут кто-то здоровенный грубо обхватил меня сзади. Старик потянул кольцо колодки на себя и оно легко соскользнуло с моей ноги.
Затем все суставы были возвращены на прежние места. Щиколотку покрыла шина из коры и плотная лубяная повязка.
Действие колдовских зелий постепенно проходило. Я почувствовал боль во всем теле, сплюнул горькую, тягучую слюну. Дурман постепенно выветривался из головы, мысли приходили в порядок, наваждение исчезло. Однако я был еще так слаб, что даже не мог сидеть. В таком же жалком положении пребывали и остальные мои сотоварищи, за исключением Шатуна — его уже унесли куда-то на крытых плетеных носилках. Нас же, беспомощных и покорных, поволокли совсем в другую сторону — к яме с черной, стоячей водой, такой грязной, как будто бы целый пехотный полк, только что вброд преодолевший торфяное болото, обмыл здесь свои сапоги.
Меня первым швырнули в эту вонючую жижу — швырнули, даже не изволив предупредить. И хотя меня можно было считать живым всего на одну треть, не сомневаюсь, что сейчас, освобожденный от колодки, я сумел бы самостоятельно выбраться на поверхность. Но кто-то гораздо более сильный, а главное, имевший в легких гораздо больший запас воздуха, тащил меня все дальше по тесному, круто изгибающемуся тоннелю. Когда я перестал пускать пузыри и уже собрался отдать концы (последняя дикая мысль: жаль, что рядом нет Головастика и некому спеть поминальную песню), вода вокруг моей головы с шумом разверзлась. Мы всплыли в полнейшем мраке посреди какой-то замкнутой подземной полости. Мой буксировщик помог мне выбраться на относительно сухое место и, фыркнув, как ныряющий морж, ушел обратно в глубину.
Вскоре рядом оказался Головастик, а затем и Яган, от переживаний на время утративший дар речи. Здесь нас и оставили, мокрых, полузадохнувшихся, но свободных, если под свободой понимать отсутствие цепей и колодок.
Давно замечено, что изоляция от соблазнов и искусов суетного мира весьма благоприятно сказывается на мыслительной деятельности. Скольких великих творений ума человечество не досчиталось бы, если бы не тюрьмы, монастыри и карантины по случаю чумы.
В этом смысле я находился в идеальных условиях. Изоляцию усугубляла темнота. Единственные доступные развлечения: песни Головастика и жалобы Ягана — уже иссякли. Значит, плюсуем еще один положительный фактор — тишину. Тут хочешь не хочешь, а задумаешься. Тем более, что пора подвести некоторые итоги.
Можете размышлять вместе со мной.
Вот я зачерпнул пригоршню грязи. Могу побиться на любой заклад, что кроме нее в моей ладони находится сейчас космическая пустота, кусок льда, кипящая магма, грудь красавицы, алмаз невиданной доселе чистоты, сердце свирепого зверя и еще многое-многое другое. В это трудно поверить. Еще труднее это объяснить. Но это действительно так.
Неисчислимые миры заполняют один объем абсолютного и всеединого пространства, ничуть не мешая при этом друг другу. Так в цилиндре фокусника самым загадочным образом умещаются: и живой кролик, и букет бумажных цветов, и стакан воды, и двенадцать дюжин разноцветных носовых платков.
Любой предмет можно представить как бесконечное количество плоскостей. Точно так же и вся наша Вселенная, вместе с Землей, Солнцем, Юпитером, Сириусом, Канопусом, Большим Магеллановым Облаком и миллиардом других галактик, по сути дела, и является лишь тончайшим срезом другой, намного более высокоорганизованной структуры, некоей непознаваемой для человеческого сознания Супервселенной.
Все составляющие ее миры родились одновременно. Одни называют это актом божественного творения, другие — первичным толчком, третьи — моментом сингулярности. А что это такое на самом деле, не знает никто.
Все миры родились совершенно одинаковыми. Но уже в первые секунды начали появляться и различия. Сначала одна-единственная элементарная частица отклонилась от своего предопределенного пути. Потом пара атомов столкнулась в неположенном месте. Вследствие этого звезда родилась совсем не там, где надо. Планеты заняли другие орбиты. На них образовались иные минералы. Место суши заняли моря. Место морей — ледники. И любое такое отклонение было чревато бесчисленным количеством последствий. Разрастаясь, как снежный ком, любой аномальный фактор сам становился нормой. Как результат: в одном из миров разум стал достоянием приматов, в другом — сумчатых, в третьем — грызунов, а в остальных, скажем, ста миллионах миров разум вообще не возникает.
Все миры отделены друг от друга невидимыми, но непреодолимыми стенами. Мы не знаем, есть ли в этих стенах двери и какими ключами они открываются. Но в любых стенах есть слабые места: трещины, норы, выбоины. В принципе, их можно отыскать, вычислить, нащупать вслепую. Многие из них, кстати, давно известны.
Совершенно достоверным фактом можно считать существование межпространственного перехода где-то в глубинах озера Лох-Несс. Через него в наше измерение нередко проникают странные существа, якобы похожие на древних плезиозавров, а на самом деле похожие только на самих себя. Мутная и холодная вода шотландского озера не позволяет им ни долго жить, ни размножаться. Где-то в Гималаях существует место, в котором наш мир соприкасается с другим миром, населенным косматыми, неуклюжими гоминидами, прозванными шерпами «йети». Появление гиппогрифов, цилиней, сирен и морских змеев, страшные и загадочные эпидемии, время от времени обрушивающиеся на землян, феномен Бермудского треугольника, озеро Вражье в Тюменской области, башня Призраков в Тебризе, старомосковская богадельня на Кулишках, квартира харьковчанки Брыкиной, оазис Юм в Антарктиде, НЛО, загадочные исчезновения людей и всевозможные необъяснимые феномены, считавшиеся раньше колдовством и морокой, — все это следствие взаимодействия разных миров.
