— Ивашов! — крикнули из-за двери.
Я зашел внутрь. В длинной комнате, за длиннющим столом сидело шесть человек. В стекла окон лезла зелень, и сквозь нее прорывалось солнце.
— Здрасте, — пробормотал я.
Крупный усатый военный в центре, вроде как полковник, бросил на меня оценивающий взгляд. И судя по всему, оценка его была не высока. Шумно дыша, он сложил большие крупные руки на столе и с любопытством оглядел своих коллег. Сидящий рядом с ним врач в белом халате имел такую же основательную комплекцию. Он быстро листал бумаги, я его не интересовал. Врачиха с краю начала читать:
— Ивашов Григорий Арсенович, восемьдесят первого года рождения, не женат, детей нет, работает…
Я стоял прямо перед ними и кусал губу. Мысли мои были мрачны. Будущие два года в армии представлялись мне очень ярко.
— Что такой мрачный? — так и спросил меня мужчина в костюме, судя по всему, кто-то из районной администрации.
— А есть чему радоваться? — пробурчал я.
— Остряк, что ли? — тут же среагировал еще один военный — чернявый капитан.
— А если и так, то что? — поинтересовался я. Чернявый хотел ответить, так его и подмывало, но
заговорил главный врач, по-прежнему не глядя на меня, — чернявый сразу заткнулся.
— Все нормально, — тяжелым голосом произнес этот громоздкий и, похоже, много повидавший на своем веку человек. — Годен.
Скупые и весомые его слова не позволяли усомниться в вердикте. Я вдруг явственно увидел, как моргнул последний член комиссии — неприметная личность,
сидевшая с краю и как-то отдельно от остальных. Я его не сразу и заметил, такой он был невзрачный и бесцветный. Даже в упор глядя на него, с трудом удавалось дать описание: небольшой рост, небольшое личико, прическа набок, а стоило отвернуться — и он исчезал из памяти напрочь. Однако моргнул он при вердикте врача так заметно, что пару секунд мы даже смотрели друг другу в глаза. Но он тут же отвел взгляд, потух, завял, исчез, — и я про него забыл.
— Ивашов Григорий Арсенович, — начал усатый военный, но вдруг остановился. — Почему Арсенович? — прямо спросил он.
— Папа родился в тех краях. В честь друга назвали, — ответил я. — Только и всего…
Он тут же продолжил:
— Ивашов Григорий Арсенович, вы признаны годным для прохождения военной службы. Нашей Родине грозит опасность, и будете в рядах тех, кто встанет на защиту ее от врага. Вы причисляетесь к команде № 2-17 и 10 июля обязаны прибыть сюда к 8.00 для отправки на сборный пункт. Держите повестку. — Он протянул мне бумажку. Я взял. — Покажете ее завтра на работе, вас оформят, — сказал он. — Сейчас зайдете в одиннадцатый кабинет, там дадут указания. — Помолчал и продолжил: — Со сборного пункта вас отправят в Москву. Там вы будете приведены к присяге и отправлены на планету Ка-148, где поступите в распоряжение объединенного генерального штаба. Вопросы?
Все члены комиссии были очень умными, опытными и понимающими людьми, все давно не молодые. Был среди них один идиот — чернявый капитан, он сидел как на иголках… Остальные терпеливо ждати моего ответа. Ждали одну минуту, две… Времени действительно прошло очень много. Я сосредоточенно моргал, очень старался не выдать волнения и, самое главное, не хотел выглядеть идиотом. Невзрачный человек справа смотрел на меня очень внимательно, но мне было не до него. Я ловил в голове обрывки слов и очень старался что-нибудь сказать. Что-нибудь уместное, нужное, по делу, я все-таки не мальчик, совсем скоро тридцать лет как-никак…
— А в центрифуге вы разве не будете меня проверять? — спросил я.
Усач улыбнулся.
— Нет, сынок, — сказал он. Сказал так по-доброму, что у меня потеплело на сердце. — Ты годен, — повторил он, и я понял, что эта фраза значит намного больше, чем казалось на первый взгляд. — Иди и будь достоин своих отцов.
Я попрощался и вышел.
— Любовь Сергеевна! Любовь Сергеевна, это я, Григорий! Да, да! Любовь Сергеевна, тут такие дела… В общем, съезжаю я! Да… Уже все собрал, все увез, когда вам удобно подойти? Завтра можете? Прямо сейчас? Ну, это вообще здорово! Да! Хорошо, я жду!..
Последняя сумка была собрана и ждала меня в прихожей. Я плюхнулся в кресло и с грустью осмотрел пустую квартиру. Всего полгода здесь прожил — помню, как раз под Новый год вселился. И вот, приходится съезжать. Думал наконец обзавестись серьезными отношениями, но опять ничего не получилось. Не складываются у меня серьезные отношения. Получается какое-то ни к чему не обязывающее знакомство и общение — и только. Однако, может, и к лучшему? Что сейчас было бы? Слезы, боль расставания, неопределенное будущее? М-да… А так… Позвонив Наташке и рассказав ей, что ухожу в армию на неопределенный срок, я услышал долгий вздох. «Вот как…» — промолвила она. Решили не встречаться, чтобы не травить душу лишний раз, пожелала она мне удачи и вернуться живым-невредимым. «Целую тебя…» — были последние ее слова.
Когда теперь я снова буду создавать серьезные отношения? После возвращения с планеты Ка-148? Сомневаюсь, что я оттуда вообще вернусь. Даже сомневаюсь, что долечу туда…
Все- таки это невероятно. Я понимал: в руках у меня повестка, целая комиссия серьезных людей признала меня годным, замечательный полковник пожелал мне счастливого пути. Но мозг сопротивлялся и никак не хотел поверить, что скоро я отправлюсь в космос. И мозг можно было понять. Потому как предстояло то, что мозг никогда в жизни не видел, не знал и не ощущал. Мало того, никому из моих предков такого случая не выпадало, даже из генных запасов нельзя было извлечь хоть какую-то информацию. И поэтому мозги артачились и сопротивлялись.
Я достал бумажку, которую мне выдали в одиннадцатом кабинете. Ценные указания. Да уж, действительно ценные. Мелким и вдобавок расплывчатым шрифтом был приведен внушительный список предметов, которые запрещалось с собой брать: начиная с зажигалок и сотовых телефонов, кончая золотыми украшениями и огнестрельным оружием. Список же вещей обязательных состоял всего лишь из пары нательного белья, ложки, кружки, полотенца и туалетных принадлежностей. Не густо. Однако если проявить фантазию, то можно было набрать с собой черт знает чего — ведь кто его знает, чем ты привык в туалете заниматься. Да и пара нательного белья — довольно странное и неопределенное понятие. Также бумажка рекомендовала за три дня до явки на пункт не принимать алкоголь, не употреблять в пищу грибы, сыры, приправы и домашние соленья. Я не слыхал, чтобы такую бредятину нашим призывникам раздавали. Хотя, возможно, это были спецуказания как раз для нас, отправляющихся в космос. В одиннадцатом кабинете человек в гражданском заставил меня расписаться на трех экземплярах подписки о неразглашении сведений, которые мне сообщили. Даже эту бумажку с «бесценными» указаниями я не имел право никому показывать.
