— Да.
Сознание старого паука переполняло чувство, которое можно было смело назвать стыдом. Начальник охраны Смертоносца-Повелителя переживал из-за того, что бежал, а не кинулся спасать Посланника Богини.
— Оставь. — Правитель послал успокаивающий импульс. — Там требовалось немало мужества даже для того, чтобы просто выжить. Как тебе это удалось?
Дравиг выстрелил картинкой, и Найл опять увидел поле боя, на этот раз с огромной высоты.
Он пятился вверх по отвесной стене. Выставив длинные копья, захватчики в сверкающих шлемах разгонялись на своих «конях», но, приближаясь, двигались все медленнее и медленнее, завязая в стене ВУРа — взаимоусиливающего резонанса. Неподалеку столь же успешно держался еще один отряд смертоносцев. Вражеские арбалетчики остались далеко-далеко внизу, напоминая беспорядочной суетой новорожденных мошек, и сломить выстроенную объединенными сознаниями преграду здесь ничто не могло.
Однако Дравиг, едва начавший приходить в себя после столь страшного и стремительного разгрома, сопровождаемого к тому же сильнейшим болевым шоком, торопил пауков, стремясь уйти, пока пришельцы не успели сотворить еще какую-нибудь мерзость.
Скоро смертоносцы перевалили со стены на каменистую равнину плоскогорья. Почти все захватчики отстали, а пару чересчур увлекшихся преследователей пауки раздавили между отрядами и мгновенно разорвали на куски.
Из подзаправившихся бойцов Дравиг организовал группу прикрытия, а всех остальных бегом повел к крепости. Там отступающие успешно спустились, командир развернул их в цепь («как при облаве на людей», — промелькнуло в сознании смертоносца) и прочесал оазис вокруг озера, сметя все живое.
Нескольких оставшихся голодными пауков — считать смертоносцы не умеют, но, судя по мысленной картинке, таких набралось десятка два — Дравиг оставил сидеть в засаде, благо неподвижный смертоносец может обходиться без пищи месяцами, а поредевшие отряды повел к кораблям. Примерно на полдороге они нагнали жуков-бомбардиров и ту часть армии, что отступала низом. К ужасу командира, эти пауки поесть у озера Дира не догадались и теперь падали от истощения один за другим. Самое страшное — делать что-либо было уже поздно. До кораблей добрались все смертоносцы из отрядов, ведомых Дравигом, и считанные единицы из тех, что отступали с жуками.
Душа у начальника охраны Смертоносца-Повелителя была полна скорби.
— Да, — кивнул Найл, — очень жаль.
К счастью, в разговоре со смертоносцами можно обходиться ничего не значащими словами — пауки прекрасно чувствовали, что в душе Посланник Богини искренне скорбит вместе с ними.
— А как удалось спастись тебе? — спросил Дравиг.
Найлу даже обидно стало. На месте паука любой человек при виде окровавленного правителя немедленно вообразил бы себе жестокую сечу, тяжелые раны, брошенного на поле боя правителя, принятого за мертвого, потом — возвращение сознания в ночной прохладе и долгий путь домой. А смертоносец не проявил ни малейшей искорки воображения. Просто увидел Посланника Богини и спросил.
— Я попал в плен, — признал правитель города. — Потом меня отпустили…
В этот момент Найл больше всего боялся вопроса «Почему?». Почему жестокие захватчики отпустили попавшего им в руки вражеского правителя? Как объяснить смертоносцам, что такое азарт, ставки в игре, пьяное разгулье?
Но у Дравига, как и у всех остальных пауков, любопытство отсутствовало начисто. Как ощущал Посланник Богини, даже вопрос о спасении был продиктован, скорее, стремлением продемонстрировать внимание и уважение со стороны Смертоносца-Повелителя.
Нет, Дравиг уважал и, пожалуй, любил Найла, вместе с которым ему пришлось немало пережить, но какая связь между хорошим отношением и расспросами, не дающими никакой пользы? Посланник Богини уже спасся — и это хорошо, — так о чем теперь спрашивать?
— Я хочу встретиться со Смертоносцем-Повелителем, — разочарованно вздохнув, произнес Найл.
— Я чем-нибудь обидел тебя, Посланник Богини? — забеспокоился смертоносец, ощутив состояние правителя.
— Нет, Дравиг, — покачал головой Найл. — Просто у меня плохие вести.
— Смертоносец-Повелитель очень беспокоился за тебя, — на всякий случай добавил паук. — Он не поверил в твою гибель и послал все корабли дежурить вдоль берега моря.
— Я вернулся, — с чувством благодарности кивнул правитель. — Вы можете их отозвать.
— Не можем, — признался смертоносец. — Нас осталось слишком мало, чтобы отпустить столько пауков на корабли. Моряки должны вернуться сами, когда истечет срок ожидания.
Насколько понял Найл по смене дней и ночей в сознании смертоносца, ждать корабли собирались дней десять.
— Смертоносец-Повелитель будет рад тебя видеть, как только ты отдохнешь. — Эта фраза Дравига дополнялась образом раннего утра.
— Хорошо, — после недолгого колебания согласился правитель. — Только пригласите на нашу встречу еще и Хозяина. Нам понадобится обсудить вопросы, касающиеся Договора.
Дравиг прислал импульс согласия, присел в ритуальном приветствии, развернулся и вышел. Молодые смертоносцы побежали следом.
— Ну вот, — подал голос Симеон, — кажется, ты созрел. Расслабься, успокойся. Сейчас начнем тебя раздевать. Кое-где, возможно, будет больновато, но в целом терпимо. Готов?
— Давай, — кивнул правитель.
— Джарита, — позвал медик и обнажил тесак с локоть длиной, — ты не поможешь?
Найл закрыл глаза и отсек от себя внешний мир. Наработанный за последние месяцы опыт позволял делать это без малейших усилий. Если раньше правителю могли помешать шаги служанки за стеной, то теперь даже прикосновения ножа ничуть не мешали дисциплинированному сознанию.
Посланник Богини раскрылся солнцу, свету, падающей с небес живительной энергии. До чего обидно, что душа не может пить эту энергию, как человек — воду из ручья, что нужен долгий и порою болезненный путь от солнца к растениям, от растений к животным, от животных к людям, и лишь от человеческого тела — к душе. Обидно, ведь энергия — одна, одна для всех проявлений мироздания. Он чувствовал единство энергий, свою причастность к движениям вселенной, колебаниям невидимых нитей, натянутых в ней.
Но сейчас его интересовал не бескрайний мир, а маленькое селение, над которым нависла смертельная опасность. Найл развернул свою суть и опустил на город, накрывая его, словно туманом, сливаясь с движениями сил и существ, из которых город состоял.
Он опять почувствовал шевеление огромного живого организма, впитывающего из ближних полей питательные потоки, пропускающего их по жилам-дорогам, усваивающего тысячами желудков, а потом — преобразующего рост-строительство в мышление сразу четырьмя разумами: двумя крупными — Смертоносца-Повелителя и его, Найла, и двумя маленькими — один скрывался в изящном, почти игрушечном домике принцессы Мерлью, а другой — в здании городского совета. Все эти нервные узлы соединялись, переплетались, связывались множеством серебряных паутинок, истинного значения которых правитель города не знал, но чувствовал, что организм здоров, что впервые за последнее время с ним все в порядке. Такое ощущение, будто он как бы похудел, но все же оставался совершенно здоров. Вдвойне обидно дать ему погибнуть именно сейчас…
