Сгорбившись на высоком стуле, усталый и постаревший Следж начал рассказывать. Андерхилл вновь осторожно уселся на шаткий стул и смотрел на руки Следжа, жилистые и загорелые, когда-то умелые и сильные, а сейчас — трясущиеся и беспокойные.
— Держите все это при себе. Я расскажу вам, как все это началось, чтобы вы знали, что делать, но не говорите об этом слова вне этих стен: гуманоиды хорошо умеют удалять из памяти плохие воспоминания и намерения, которые могли бы угрожать Высшему Закону.
— Они очень эффективны, — с горечью согласился с ним Андерхилл.
— В том-то и дело, — ответил старик. — Я хотел создать совершенную машину, и это получилось у меня слишком хорошо. Вот как это было.
Жалкий худой старик, сгорбленный и усталый, рассказал свою историю:
— Шестьдесят лет назад я читал теорию атома в техническом колледже на южном континенте планеты Винг-IV. Я был холостяком, идеалистом, невеждой в вопросах жизни, политики и войны, короче, во всем, кроме теории атома. — Морщинистое лицо озарилось печальной улыбкой. — Пожалуй, я излишне верил в науку и недостаточно — в людей. Я не доверял эмоциям, поскольку не имел времени ни на что, кроме науки. Поддавшись моде на семантику, я хотел использовать научные методы в любой ситуации, упростить опыт до математической формулы. Думаю, меня раздражали человеческие ошибки и невежество. Я считал, что наука как таковая может привести мир к совершенству.
Какое-то время он сидел молча, глядя на бесшумные черные силуэты, которые, словно призраки, сновали вокруг растущего, как во сне, дворца.
— Потом я встретил девушку. — Старик слабо пожал плечами. — Если бы жизнь пошла по-другому, мы, вероятно, поженились бы, поселились в небольшом спокойном городе и дождались бы детей, и никаких гуманоидов не было бы.
Он тяжело вздохнул.
— Я как раз кончал работу о получении изотопов палладия — так, ничего особенного, но мне было интересно. Она была биологом, но собиралась после свадьбы бросить работу. Думаю, мы были бы счастливой парой, самой обычной и безвредной. Но началась война: с самого начала колонизации планеты люди непрерывно воевали. Я провел ее в секретной подземной лаборатории, конструируя боевых роботов, а она вызвалась добровольцем на производство биотоксинов.
Из-за несчастного случая несколько новых вирусов оказались на свободе, и все члены группы умерли в муках. Я остался один со своей наукой и скорбью, не дававшей мне покоя. Война кончилась, и я вернулся в колледж, получив субсидию на военные исследования. Тема была чисто научной: теоретические исследования внутриядерных сил; тогда их понимали неверно. От меня не ждали нового оружия, и я сам не заметил, как изобрел его.
Это было всего лишь несколько страниц трудной математики. Новаторская теория строения атома с новой формулой для одного из факторов сил притяжения. Тензоры смотрелись как безвредная абстракция. Я не видел возможностей проверки теории или использования предсказываемой силы, и военные власти согласились на публикацию моей работы в небольшом техническом журнале, который издавал наш колледж.
На следующий год я сделал ужасное открытие — понял значение этих тензоров. Элементы триады родия неожиданно оказались ключом к использованию небывалой силы. К сожалению, работу мою перепечатали за границей, и несколько других ученых примерно в то же время сделали то же несчастное открытие.
Война, начавшаяся неполный год спустя, была, вероятно, результатом несчастного случая в лаборатории. Люди не могли предвидеть возможностей родомагнитных лучей, дестабилизации тяжелых атомов, и по несчастливому совпадению взлетел на воздух запас тяжелых металлов. Взрыв убил неосторожного экспериментатора, но причина его была понята неправильно.
Уцелевшие военные силы этой страны ответили предполагаемому агрессору родомагнитными лучами, в сравнении с которыми древние бомбы казались детскими игрушками. Луч мощностью несколько ватт расщеплял на расстоянии тяжелые металлы в электрических приборах, серебряные монеты в карманах, золотые пломбы на зубах и даже йод в щитовидной железе. А если этого было мало, более мощные лучи могли взрывать залежи металлов под землей.
Все континенты Винг-IV были изрезаны расщелинами более глубокими, чем океанские впадины, и покрыты новыми вулканическими горами. Атмосфера была заражена радиоактивной пылью и отравляющими газами. Густой дождь нес с собой смертоносную грязь. Почти все живое погибло, даже в убежищах.
Я же вновь уцелел, сидя в подземном бункере и конструируя на этот раз новые типы боевых роботов, движимых и управляемых родомагнитными лучами, поскольку война стала слишком быстрой и убийственной для обычных солдат. Убежище располагалось в районе легких скал осадочного происхождения, их было нелегко взорвать, и его помещения были экранированы от расщепляющих лучей.
Однако дух мой был сломлен, и я едва не лишился рассудка. Из-за моего открытия вся планета лежала в руинах. Меня мучило непреодолимое чувство вины, и я окончательно потерял веру в добро и правоту человека.
Я хотел исправить зло, которое причинил. Сражающиеся роботы, вооруженные родомагнитным оружием, опустошали планету, поэтому я начал разрабатывать роботов, которые могли бы уничтожить пепелища и поднять все из развалин.
Я пытался спроектировать их так, чтобы они подчинялись неким универсальным моральным законам и не могли участвовать в войне или какой-либо преступной деятельности, направленной против человека. Это было весьма сложно технически, а кроме того, дополнительные сложности ждали меня со стороны нескольких политиков и военных, которые ждали от меня совершенно других роботов: хотя на Винг-IV уже не за что было воевать, оставались еще другие планеты — спокойные, счастливые и пригодные для грабежа.
В конце концов, чтобы закончить работу, мне пришлось исчезнуть. Я бежал на экспериментальном родомагнитном воздушном корабле вместе с парой лучших роботов, которых мне удалось сделать, и мы добрались до континента, где взрывы подземных залежей уничтожили все население.
Приземлились мы на ровном плато, окруженном со всех сторон высоченными новорожденными горами. Не очень-то приветливое место. Сожженную землю покрывал толстый слой черного шлака и ядовитой грязи, темные крутые склоны вокруг были изрезаны расщелинами и залиты лавой. Самые высокие пики покрывал снег, но вулканические кратеры по-прежнему извергали смертоносную магму. Все имело цвет огня и форму фурий.
Приходилось принимать необычайные меры предосторожности, чтобы остаться в живых. Я не выходил из корабля, пока не была готова защищенная экранами лаборатория, носил специальный защитный комбинезон и маску, принимал всевозможные лекарства от лучевой болезни. И все-таки был очень болен.
