Прошли годы. Сергей Зернов вернулся из армии и поступил в Московский институт стали и сплавов, закончил его и стал работать сменным инженером на столичном заводе «Серп и молот».
В 1986 году он получил из Ертома письмо от Ивана Кузьмича Крылова. Старик напоминал о вашкской находке и просил Сережку узнать в столице судьбу «железяки», найденной на берегу Вашки. Геологи из института Коми филиала Академии наук сказали ему, будто еще тогда отослали диковинку в Москву.
На Сергея нахлынули воспоминания, снова пахнуло лесным ароматом, предутренней речной свежестью, дымком костра; перед глазами, словно наяву, возник поселок с деревянными домиками.
И он начал поиск. Один только перечень солидных учреждений, занявшихся исследованием ертомской находки, должен был говорить сам за себя.
Сергей Алексеевич побывал в своей «альма матер» — Московском институте стали и сплавов, повидался с заведующим одной из кафедр, своим любимым профессором, который и помог ему найти все три куска распиленного обломка.
В Институте ядерной геофизики и геохимии исследованием находки занимались в лаборатории Валентина Николаевича Миллера. Сам заведующий лабораторией, встретившись с Зерновым, сказал:
— Зная, Сергей Алексеевич, где и кем вы работаете, хочу сообщить вам, что при исследовании этого удивительного образца мы применяли самые тончайшие и современные прецезионные методы.
— Из чего же состояла наша «железяка»?
— Железяка, вы сказали? — усмехнулся ученый. — Должен вам сказать, что железа в ней обнаружено чуть-чуть десятых процента, но при этом окислов железа, непременно сопутствующих железу во всех земных сплавах и породах, в образце не оказалось: словом, очень похоже на то, что он неземного происхождения.
— Я еще и тогда подумал о космическом спутнике.
— О спутнике ли? — покачал головой Миллер. — Дело в том, что образец состоит из редкоземельных металлов. Поражает чистота этих редкоземельных составляющих.
Посетил Сергей Зернов еще и научно-исследовательский институт геохимии и аналитической химии имени В. И. Вернадского, где ему сообщили, что вкрапления урана без всяких следов его распада в образце говорят за то, что ему не больше 100000 лет! Это почему-то разочаровало Зернова. Но в Институте физических проблем имени С. И. Вавилова несколько прояснили вопрос о возрасте находки. По наличию в нем тория и следов его распада можно было с уверенностью утверждать, что ему не меньше 30 и не больше 100000 лет.
У Сергея Алексеевича зрела гипотеза, и определение возраста образца в несколько десятков лет устраивало его больше.
Он задал Валентину Николаевичу Миллеру вопрос о том, может ли этот образец быть метеоритом, и получил ответ:
— Форма обломка с острыми краями и четкими плоскостями на изломе не совпадает с формой метеоритов. Редкие земли в них встречаются так же редко, как и на Земле, и отнюдь не в чистом виде. И наконец, теоретически метеоритов только редкоземельного состава существовать не может.
Разговор коснулся любимой темы Зернова — тунгусского метеорита. Версию о метеоритном происхождении космического гостя опровергала такая ошеломляющая подробность: в слоях торфа, относящихся к 1908 году, было обнаружено повышенное содержание редких земель, а в годичных кольцах деревьев того же года церия и лантана оказалось в 600 раз больше, чем в любом месте на Земле. Осев на почву, редкие элементы попали в древесину вместе с соками.
То, что находка не была метеоритом, Зернову стало совершенно ясно. Но родственность внутреннего строения взорвавшегося над Тунгусской тайгой тела и выпавшего на берег Вашки куска позволяла разыграться фантазии.
Сергей Алексеевич прекрасно знал, что, кроме появления гипотезы о взрыве инопланетного космического корабля над Тунгусской тайгой, для объяснения загадки было выдвинуто чуть ли не сто гипотез. Особенно популярными считались утверждения, что это все-таки был метеорит, рикошетом отлетевший совсем в другое место, и выдвинутая еще Астаповичем в тридцатых годах гипотеза о взрыве над тайгой ледяной кометы. Нельзя не вспомнить попытки академика Петрова объяснить взрыв мощностью в десятки водородных бомб вторжением в атмосферу снежного облака плотностью в сто раз меньшей, чем вода, хотя возможность прохождения такого облака через атмосферу более чем сомнительна. Выдвигались и смехотворные предположения о том, будто в тайге тогда пробудился грязевой вулкан или в воздухе произошел газовый взрыв, как в несчастном американском челноке «Челленджер». Ни одна из этих гипотез не объясняла всех аномалий тунгусской катастрофы.
В 1983 году на юбилейном заседании комиссии по метеоритам Сибирского отделения Академии наук СССР в Красноярске по случаю 75-летия падения тела ученые пришли к выводу, что все существующие гипотезы не объясняют отмеченной очевидцами петлеобразности траектории упавшего тела, радиоактивности деревьев и мхов, мутаций растений и насекомых, а также лучевого ожога, полученного людьми, находившимися на расстоянии почти в сто километров, что объяснялось бы только температурой в десятки миллионов градусов в точке взрыва. Такую оценку состояния вопроса об изучении тунгусского взрыва дал и академик Н. Васильев на заседании президиума Сибирского отделения Академии наук СССР в 1986 году, подводя итоги многолетних исследований района тунгусской катастрофы, проводимых группой ученых под его руководством.
Всех этих подробностей Зернов сообщать деду Крылову не стал, а написал только, что «вашкскую железяку» во второй раз он нашел и о ней есть что рассказать, что специально для того приедет в отпуск с семьей в Ертом погостить и с дедом увидеться.
Так и произошло. В августе 1986 года инженер Зернов Сергей Алексеевич с женой Софьей и сынишкой Гришей (отцом ставшего знаменитым сто лет спустя академика Зернова) приехал в Ертом к старикам родителям.
У деда Кузьмича как раз гостил в отпуске сын-офицер Геннадий Иванович Крылов. Дед Крылов обрадовался, узнав о приезде Сережки Зернова. Несмотря на свои восемьдесят с лишним лет, старик затеял ехать на рыбалку.
— Там мне про «железяку» нашу и расскажешь, — объявил он.
Федора Бурунова в Ертоме давно не было. Он переехал в город, женился, детей завел. Говорят, жена из него человека сделала. О прошлом, да и о «находке» своей Федор, должно быть, не вспоминал.
И опять у костра на берегу Вашки сидели трое. И опять дед, встав на коленки, помешивал в котелке вечернюю уху.
— Вот, Генка, — он повернулся к сыну. — На этом самом месте мы и нашли «железяку». Федор нашел, был тут один такой непутевый. Ты там в своей математике теоремы разные отыскиваешь, а мы… Федор, значит, у нас на глазах такую диковинку нашел, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Так или нет, Сережка, говори?
