Кузькин пожал плечами.
- Кстати, об удовольствиях, - продолжил индивидуум, Какие-то они у нас однообразные, и новые не появляются. В Европе фристайл, винтсерфинг, летом в Альпы ездят, чтобы на лыжах покататься. А у нас всего два: выпивка да закуска, он ехидно улыбнулся.
- Ну, хорошо, - Кузькин вздохнул, - а, допустим, какой-нибудь завод, или, там, Днепрогэс одному человеку это как? Его ведь на всех не распилишь.
- Существуют разные подходы, но вопрос решаем, - твердо сказал индивидуум.
- Точно?
- Уверяю вас. Есть прецеденты.
Что такое "прецеденты", Кузькин не знал, но самая уверенность, с какой был дан ответ, его убедила.
- Ладно, - сказал он, - можете считать, что я у вас в кармане. Когда бульдозер принимать?
Индивидуум хмыкнул.
- Я вам изложил принципиальные положения. Что касается сроков реализации - это зависит от многих факторов. Нужно переориентировать общественное сознание...
- Валяйте, - разрешил Кузькин. - Я поддерживаю. Кого выбирать?
- Значит, договорились. Тогда так: завтра с утра плотно завтракаете и идете на избирательный участок, никуда не сворачивая. Принципы вам известны - выбирайте тех, кто им отвечает.
- Откуда же мне знать, кто там за что отвечает!
- Думаю, справитесь, - твердо сказал индивидуум. Уверен, что сделаете правильный выбор. Ну а чтобы утром не ошибиться, давайте сейчас по чуть-чуть...
С этими словами он извлек откуда-то сзади два крошечных металлических бокальчика, взял с верстака бутылку, очень ловко разлил - буквально, по двадцать пять граммов на брата - и повернулся к Кузькину.
- За успех избирательной кампании!
Кузькин выпил. Стало хорошо. А потом стало еще лучше. Кузькин представил, до какого идеального состояния доведет он свой персональный бульдозер... Даже коврик постелит... Капот - на замок, чтобы пацаны... Вал отбора мощности закроет сеткой, покрасит... И вообще!..
Сияющий всеми красками радуги бульдозер наехал на Кузькина, и он уснул, блаженно улыбаясь...
--
С этой же счастливой улыбкой на устах Кузькин и проснулся. Разбудил его Петрович.
- Вставай, орел! - рявкнул он.- Утро!
Кузькин продрал глаза и огляделся. Никакого паркета кругом, естественно, не было. Там и сям валялся мусор вперемешку с железками. Ржавая наковальня возвышалась как Бастилия в центре Парижа, но брать ее не хотелось даже во имя всеобщего равенства и братства. Все было как вчера вечером. И верстак никто не полировал от рождения.
- Ну, как самочувствие?
- Нормально, - сказал Кузькин, поднимаясь с фуфаек и отряхиваясь. - Ночью было худо. Представляешь, мне приснилось, что в этой биндюге пол паркетный. Причем, так натурально... и мужик агитировал.
- Да? - Петрович подозрительно на него уставился. Паркетный, говоришь? - Он сделал паузу. - А наковальня?
- Надраена до блеска!
- Ну-ну.., - Петрович растерянно огляделся по сторонам, увидел табуретку приблизился к ней и сел с такими предосторожностями, будто табуретка эта могла в любой момент из-под него улетучиться. После этого он впал в глубокую задумчивость.
- Да ты что, Петрович, мало ли что спьяну может привидиться! - воскликнул Кузькин, видя, что компаньону очень не понравились его видения.
Петрович вздохнул и как-то жалобно произнес:
- Я тебе не говорил, но те двое как-то умудрились... В общем пол сделался паркетным. И наковальня - тоже...
- Паркетная?
- Ты дурочку-то не ломай! Это сколько ж надо выпить, чтобы паркетная наковальня примерещилась.
- А может тебе тоже... Ты тогда много выпил?
- Да нет. Сто пятьдесят - отсилы, двести.
- И уснул?
Петрович с сомнением покачал головой и выпятил нижнюю губу.
- Вроде бы и нет, - сказал он. - Я, помню, еще, штуцер с резьбой искал, а потом... Нет, точно не скажу... Да и какая разница? С каких это щей нам с тобой одинаковые сны сниться начали?.. Что там у тебя было кроме пола и наковальни?
- Мужик был в кресле. Уговаривал меня идти на выборы. Мол каждому по бульдозеру... А кто он сам, я так и не понял.
- Ну-ка, давай, вываливай подробности, - велел Петрович.
Кузькин сочными мазками набросал картину ночного визита.
- Та-к, - сказал Петрович, обозрев полотно, и добавил: Так-так-так... В смысле: вот так так!
- Интересно, а кто они на самом деле? - Кузькин поскреб затылок и вопросительно уставился на собеседника.
- Сны, - коротко ответил тот. - А пол, значит, у тебя паркетный. И у меня паркетный. Много ты паркетов видел? Так что, Генка, все это неспроста.
И тут у Кузькина возникла догадка.
- Слушай, Петрович, а может они оттуда, - он показал на потолок, - нам на мозги действуют.
- Как?
- Да как... Никак! Радиоволнами.
- А кто они?
- Ну, пришельцы же!
- А может ангелы Господни?
- Да кто их знает..., - Кузькин сник. - Я бы понял, если бы сказали, мол, мы такие-то, наш номер двадцать пять, голосуйте за нас, мужики. А тут темнят.., - он махнул рукой и тут его взор упал на бутылку, стоявшую на верстаке. Она была та же самая, что и в ночном собрании избирателей плоская и иностранная. - Слушай, Петрович, а что это мы вчера пили?
- Что не знаю, а из чего - вон стоит.
Кузькин взял бутылку, повертел в руках - фирма! Кое-какие латинские буквы он помнил - на этикетке значилось: коньяк "Наполеон".
- Ну и дрянь же, - сказал он с отвращением. - Всю ночь мерещилась какая-то дрянь!
- Зато утром - как огурчик, - возразил Петрович. - Они за бугром знают, что делают. С вечера - в стельку, а утром полный хоккей.
Кузькин уставился на бутылку и в его голове зашевелились смутные воспоминания. Он вспомнил, что у вечерней бутылки была полиэтиленовая пробка, которую Константин Юрьевич никак не мог извлечь. Он же, Кузькин, вырвал ее махом. А у этой бутылки горлышко было с резьбой, значит, пробка завинчивалась...
- А ведь мы не из нее пили, Петрович!
- Верно, пили из стаканов.
- Да нет же, - у Кузькина даже под мышками вспотело. - Та была круглая, молдавская какая-то... А из этой тот мужик наливал мне во сне!
- Как же она оказалась тут наяву?
- Не знаю.., - Кузькин растерялся. - А не ты принес?
- Я такую бутылку вообще первый раз вижу.
- А я - второй... Так значит не приснилось?
- Не знаю. Надо разбираться. - Петрович помолчал, а потом сказал. - Придется идти.
- Куда?
- Ну, на выборы.
- А! - догадался Кузькин. - Проверим, какие там пришельцы.
- Разберемся, кого проверять. Так что, идем?
- Пошли, чего сидеть.., - Кузькин немедленно наполнился энтузиазмом, но, глянув на свои домашние штаны, понял, что просто так пойти не удастся. Надо сначала сходить домой, переодеться, морду сполоснуть... Да и позавтракать не мешало бы... И все бы ничего, но ведь дома-то жена!
- Петрович, а Петрович, - жалобно сказал он, - Не могу я так идти, как босяк. А дома меня жена арестует сразу. Шипеть начнет...
